Каменная пациентка (Келли) - страница 70

Она вешает трубку и обрывает мой последний шанс предотвратить конец света. Пейзаж за лобовым стеклом отражает все мое жалкое одиночество. Небо бескрайнее и белое. Птицы, словно вырезанные из черной бумаги, кружат и пикируют над такими же черными бумажными деревьями. Приближающегося поезда не видно. Я вспоминаю, как в прошлый раз сидела здесь двадцать минут без малейшей причины, и подъезжаю поближе к рельсам.

Посмотрели налево. Посмотрели направо. Все чисто. Я могу добраться до моей девочки. Переключившись с первой на вторую, я скрежещу шестеренками и останавливаюсь на полпути через рельсы. Вибрация исходит не изнутри моей машины, а снаружи, через колеса!

Следующая секунда кажется вечностью.

Шум.

Снова на первую передачу.

Налетающая тень.

Сцепление.

Бледное лицо машиниста.

Часть 2

Назаретская больница

1988 год

Глава 21

– А на следующей неделе мы поговорим о том, как председатель Мао использовал искусство в пропаганде. Вообще-то сейчас у нас как раз есть время, и если вы перевернете страницу…

И тут пронзительно зазвенел звонок с урока, смешиваясь с грохотом стульев по всем этажам. Я читала по губам домашнее задание и записывала в свой дневник, пока мисс Харкер складывала стопкой книги на столе. История была моим любимым предметом. Меня всегда озадачивали споры о том, какая суперсила лучше: умение летать или невидимость? Мне казалось очевидным: путешествовать во времени – вот это вещь!

Мисс Харкер разговаривала как кто-то из учебника истории, или по крайней мере из старомодного романа. Ее акцент отлично подошел бы персонажам «Школы в Шале», «Требизона» и «Башен Мэлори» – книг о вымышленных школах-интернатах, наполовину замках, в которых я мечтала оказаться сама. А наяву у меня были завышенные ожидания – во всех областях – без малейших на то ресурсов. Амбиции, которые нам пытались привить, не могли осуществиться в средней школе Вэйвни.

Когда я встала, с моего пояса оторвалась пуговица и укатилась через класс к ногам мисс Харкер. Она наклонилась поднять ее и увидела мою разошедшуюся «молнию», оставшуюся без поддержки.

– Ох, Марианна… – Жалость от человека, которого я уважала больше всех, заставила запылать мои щеки. Юбка, которую я носила и про которую мама сказала, что не сможет заменить ее в этом семестре, была слишком короткой и трещала по швам. За последние несколько месяцев я прибавляла в росте, бедрах и груди практически каждую ночь. Мои рубашки мешали сгибаться локтям и стягивали бюст. Я повязывала свой школьный галстук вопреки моде широко, чтобы прикрыть цепочку зияющих овалов вниз по линии пуговиц. Годами я жила в умиротворенном равнодушии к рано расцветающим девочкам Настеда, с их кудрями и голубой тушью, но в последний семестр на смену их холодному нейтралитету пришли ехидные замечания, слишком тихие, чтобы можно было ответить. Я остро это переживала, однако была слишком горда и не подавала виду.