«Ишь ты, — переключая внимание с фотографии легендарного автомобиля на пламенеющую в сумраке обеденного зала бороду здоровяка, с легким недоумением подумал стрелок. — Где ж тебя такого откопали? Небось очередной рекрут, взятый за мелкое хулиганство — скажем, за драку с битьем посуды вот в этом самом шалмане — и поставленный перед выбором: либо пятнадцать суток с оплатой причиненного ущерба, либо выполнение мелкого поручения… Да нет, бред собачий! Просто не я один умею притворяться шлангом. А бороду можно покрасить или, в конце-то концов, приклеить… Проверить, что ли? Вот подойти и дернуть… А? Я же говорю: бред! С кем поведешься, от того и наберешься».
К нему подошла молоденькая официантка, одетая вполне по-человечески, без поправки на местный колорит, — в темные брюки, белую блузку и бордовый жилет. Стрелок заказал стейк и бокал темного пива, стараясь говорить как можно громче и отчетливее, но при этом не орать. Официантка почиркала карандашиком в блокноте, кивнула и упорхнула. Наемник закурил, из-под надежно скрывающих глаза темных очков наблюдая, как рыжебородый неторопливо складывает по старым сгибам многострадальный журнал. Он делал это так старательно и сосредоточенно, словно выполнял бог весть какой важности миссию, а закончив, потерял к журналу всяческий интерес, швырнул его на стол, придавил сверху пепельницей и с силой ввинтил в нее дымящийся окурок. После чего залпом допил пиво, кликнул официантку, расплатился и, не глядя по сторонам, покинул заведение.
Человек в темных очках уже далеко не впервые подумал, насколько его профессия перегружена давно устаревшими, отжившими свое, а оттого глупыми и никому не нужными условностями. Ну что стоило просто обменяться парой фраз или, того легче, посланиями по электронной почте? «У меня порядок», — сообщает один. «Отлично, можешь быть свободен до особого распоряжения», — отвечает другой. И даже если какой-нибудь умник ухитрится взломать защищенную всеми мыслимыми и немыслимыми способами базу данных, что он поймет из этого обмена короткими репликами? Да ничего! Но нет, это чересчур просто, а значит, неприемлемо. Чтобы все было по-настоящему, всерьез, непременно надо чесать правое ухо левой рукой, предварительно продев ее под колено… Конспирация, батенька, как говаривал, если верить советскому кинематографу, вождь мирового пролетариата в ту пору, когда еще не стал вождем, а был простым, хотя и довольно ловким немецким шпионом…
Вспомнив о конспирации и прочих серьезных вещах, он встал из-за стола и снова наведался в туалет, где, скомкав и обернув бумажным полотенцем, выбросил в урну испачканные кровью перчатки. Кровь, разумеется, была бутафорская; один пластиковый пакетик с нею он украдкой положил в рот, делая вид, что намеревается закурить сигарету, а другой держал в ладони и, когда пришло время, раздавил о голову. Спрятанная в багажнике и приведенная в действие сигналом с мобильного телефона самодельная пороховая хлопушка сымитировала выстрел из оснащенной глушителем винтовки. Стрелять, по замыслу, должны были сверху, и почти одновременно хлынувшая из виска и рта кровь убедила благодарных зрителей в том, что направленная под острым углом пуля прошила мозг навылет, пробила на выходе мягкое нёбо и затерялась где-то в глубинах его организма.