— Да все нормально, — сказал он, усаживаясь на промасленную, до блеска отполированную задами деревянную скамейку. — Сделал все, как в кино: пиф-паф и до свидания.
— Попал? — придирчиво уточнил Палыч.
К столу, не сводя с Багра полных завистливого любопытства взглядов, подсели Тормоз и Валдай. Кто-то достал сигареты, чиркнуло колесико зажигалки.
— Как не попасть, — вторым после Палыча погружая кончик сигареты в услужливо поднесенный Тормозом огонек и щуря от дыма левый глаз, солидно ответил Багор. — С двух метров да не попасть — это кем надо быть? Как ты сказал, так и сделал: две штуки, и оба в грудину.
— Ну и молоток, — сказал Палыч, — подрастешь — кувалдой станешь. А насчет башки — это еще что?
— Охранник у него больно прыткий, — сообщил Багор. Он встал, перекинув через скамейку ногу в высоком мотоциклетном ботинке, прогулялся к крюку и, сняв оттуда шлем, вернулся к столу. — Да резкий, падло! Никаких терок, никакой первой помощи пострадавшему — сразу, сука, шмалять! Во, гляди! — Он поставил на стол шлем. — Хорошо, что у него, по ходу, травматика, а то худо бы мне было.
Палыч взял в руки шлем, осмотрел отметину, оставленную в его затылочной части метким выстрелом охранника, зачем-то поковырял ее плоским, обведенным траурной каемкой грязи ногтем и поставил шлем на стол.
— Хреново, — констатировал он. — Такого уговора у нас не было. Ты смотри-ка, прямо в макитру! Из травмы по движущейся мишени…
— Да что такого-то? — изумился Валдай. — Подумаешь, снайпер…
В незапамятные времена, а именно пять лет назад, по окончании девятого класса, Генку Веселова угораздило съездить с предками на Валдай. Это место чем-то так легло ему на душу, что по возвращении он буквально достал всех до печенок своими рассказами о нем. С тех пор он и стал зваться Валдаем, а до того откликался на Веселого. Предки у Валдая были интеллигентные — мать преподавала сольфеджио в музыкальной школе, а батя вкалывал инженером-строителем, — и на этом основании Валдай считал себя самым умным в компании, не считая, разумеется, Палыча. Насчет Тормоза это была чистая правда (Тормоз — он Тормоз и есть, не зря же его так прозвали), а вот Багор мог-таки составить Валдаю конкуренцию, лишним подтверждением чему стало оказанное ему Палычем высокое доверие. Валдаю это, ясное дело, казалось обидным, и насчет снайпера он ввернул не подумавши, чтобы хоть как-то принизить значение совершенного Багром большого, нужного, а главное, хорошо оплаченного дела.
При этом он забыл, что в присутствии Палыча впустую ляпать языком не рекомендуется: Палыч этого не любил, особенно когда изреченная кем-то из его подопечных ерунда касалась конкретных деловых вопросов.