* * *
К раздевалкам вел длинный низкий коридор, снизу доверху, как в больнице, выложенный белым кафелем. Он освещался укрепленными на потолке через равные промежутки люминесцентными лампами дневного света, которые наполняли его ровным, на пределе слышимости гудением, словно где-то внутри стены находилось гнездо шершней. В коридоре было пусто: охрана ночного клуба недаром ела свой хлеб, так что репортерским крысам с их фото- и видеокамерами сюда было не пролезть. Сегодня это обстоятельство представлялось особенно удобным, поскольку у Ник-Ника не было ни малейшего желания комментировать ход только что завершившегося поединка. Что до его питомца, то отчаянный щелкопер, рискнувший сунуться к Черному Барсу с расспросами, сейчас рисковал бы отправиться на больничную койку, и это был бы для него наиболее благоприятный из возможных вариантов.
За их спинами все еще слышался усиленный динамиками голос ведущего, по временам перекрываемый ревом трибун. Эти звуки постепенно делались тише, и это тоже было хорошо, поскольку в привычном шуме до сих пор явственно различались возмущенные выкрики и свист разочарованных зрителей. Когда чемпион России и его тренер свернули за угол, эти звуки стали едва слышны, но Безродный точно знал: Марат будет слышать их еще долго после того, как покинет здание через служебный выход.
Нанятый им для Дугоева телохранитель был на месте, честно охраняя вход в раздевалку чемпиона. В замкнутом пространстве плохо вентилируемого подвального помещения явственно ощущался исходящий от него запашок. Это была не кислая вонь винного перегара, а свежий, резкий, отчетливый запах водки, выпитой не более десяти минут назад.
— Ну как там? — подавшись к ним, с преувеличенным, явно подогретым содержимым припрятанной за пазухой фляжки энтузиазмом спросил Молчанов. — Можно поздравить?
— Можно, — демонстративно принюхиваясь, буркнул Ник-Ник, — но не нужно. Опять рукавом закусывал?
— Исключительно в медицинских целях, — заверил Молчанов. — Пять капель для успокоения нервов. Больше — ни-ни, я ж на посту! Мимо меня муха не пролетит!
Он услужливо открыл дверь отведенной Дугоеву персональной раздевалки. Безродный почти втолкнул нетвердо стоящего на ногах чемпиона внутрь, прикрыл дверь и, сверля телохранителя недобрым, многообещающим взглядом, вполголоса произнес:
— Оно и видно. Где ж ей мимо пролететь, когда тут такой роскошный аэродром! Ясно, что не пролетит. Непременно сядет. Она и сейчас на тебе. А ты под ней, под мухой. Смотри, Федор! Дружба дружбой, а служба службой!
— Да ладно тебе, завел шарманку, — обиделся Молчанов. — Я, если хочешь знать, могу вообще не пить! Даже воду, как верблюд…