Слепой. Я не сдамся без боя! (Воронин) - страница 71

Бьющее в глаза несходство между сделанным после задержания фотопортретом и сидящим за столиком в самом дальнем углу обеденного зала оригиналом наводило на мысль, что следователи были правы, ставя под сомнение его вменяемость, и что пресловутую попытку взорвать силовую подстанцию на Юго-Западе Стрельников предпринял в момент обострения психического заболевания, не до конца понимая, что творит. Но это что касается внешности, помимо которой, увы, были еще и разговоры.

Как уже упоминалось, посещая шашлычную старого Абдуллы, господин Стрельников неизменно заказывал графинчик водки и осушал его в полном одиночестве — не потому, что был жаден или необщителен (вот уж нет!), а по той простой причине, что, кроме него, никто из завсегдатаев кафе спиртное не употреблял. Есть расхожая шутка, гласящая, что пророк запретил правоверным мусульманам пить вино, но ни словечком не обмолвился о более крепких напитках — виски, джине, коньяке и обыкновенной русской водке. Старому Абдулле доводилось встречать единоверцев, которые находили в этой глупой шутке оправдание своей греховной слабости, но среди его постоянных клиентов таких не было. Именно поэтому Стрельников сражался со своим графинчиком один на один и неизменно одерживал победу.

Победа эта, судя по некоторым признакам, давалась ему нелегко, и к тому моменту, когда графин пустел, незадачливый бомбист начинал выглядеть смертельно измотанным — говорил с трудом, хотя и весьма охотно, двигался замедленно и неуверенно и испытывал явные проблемы с равновесием. Как раз в эти моменты он, всякий раз принеся многословные и горячие извинения, подсаживался к кому-нибудь из посетителей и заводил разговор о политике — выражаясь конкретнее, о политике России на Северном Кавказе, которую считал самоубийственно глупой. Он не кричал, как это бывает с пьяными или одержимыми какой-нибудь навязчивой идеей людьми, но слова «имперские амбиции», «великодержавный шовинизм» и «геноцид», которыми была густо пересыпана его речь, звучали достаточно отчетливо, чтобы старый Абдулла чувствовал себя крайне неуютно. Когда это начиналось, ему приходилось выходить из-за стойки и урезонивать раздухарившегося бомбиста. Бомбист всякий раз послушно замолкал, платил по счету и удалялся нетвердой походкой, напоследок принеся нижайшие извинения всем присутствующим, а назавтра возвращался и начинал все с самого начала. Из-за него Абдулла потерял уже двоих уважаемых клиентов, и с этим надо было срочно что-то делать.

Естественно, проще всего было позвонить в милицию и сообщить, что находящийся в федеральном розыске беглый преступник облюбовал уважаемое заведение, в котором ему решительно нечего делать, и указать точное время, когда его можно там встретить. Это было не только самое простое, но, пожалуй, и самое разумное решение проблемы: таким манером Абдулла не только избавился бы от назойливого ниспровергателя устоев государства, но и отвел бы от себя возможные обвинения в укрывательстве и пособничестве доморощенному террористу. Ведь стоит вызвать только тень подозрения, а там, как водится, дальше — больше: раз укрываешь этого, так, надо думать, помогаешь и другим, которые одной с тобой веры и, в отличие от Стрельникова, успели натворить настоящих дел. Словом, как говорят сами русские: коготок увяз — всей птичке пропасть…