– Я ничего из дома не возьму, Роза, только свои личные вещи. Квартиру я оставляю тебе и дочери. Все. И не ищи меня, не надо. Так будет лучше. Ну, чего ты молчишь? Я надеюсь, ты меня поняла наконец?
Она странно повела головой – то ли кивнула, то ли хотела показать: нет, мол, совсем ничего не поняла… Ну почему, почему она ничего не понимает? Всегда ведь его понимала с полуслова, с полувзгляда…
– Ты хочешь у меня что-то спросить, да, Роза? – напряженно сказал любимый муж. – Ты хочешь спросить, буду ли я поддерживать отношения с дочерью, правильно?
На сей раз она кивнула. Будто согласилась с ним – да, именно это я и хочу спросить. Хотя ничего такого спрашивать и не думала. То есть вообще никаких вопросов задавать не собиралась. Какие такие вопросы, если ни жить, ни дышать от страха не можешь…
– Так вот что я хочу сказать насчет нашей дочери, Роза… Вряд ли я смогу поддерживать с ней полноценные отношения. Дело в том, что я уезжаю жить в другой город… Это очень, очень далеко отсюда… Ты для нее придумай что-нибудь соответствующее потом. Ну, чтобы психику не травмировать. Детская память как пластилин, что вылепишь из нее, то и получишь… Нет, я не говорю, что совсем отказываюсь помогать… Буду помогать, конечно. Как смогу. А когда Соня вырастет, пусть сама решит, будет поддерживать отношения с отцом или нет. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать… Я иду собирать вещи, Роза. Ты поняла, надеюсь, что на квартиру я не претендую?
Роза удивилась его словам, сказанным не без гордости – вот, мол, какой я благородный. Квартиру жене и дочери оставляю. Но ведь и без благородства эта квартира ей принадлежит… Двухкомнатный кооператив – ее наследство после смерти родителей… Любимый муж к ней сюда жить пришел. Вместе со своим любопытством к ее прошлой жизни. К ее маленьким тайнам. К ее женским секретам. К ее физиологии. К ее душе, наконец. К душе, которую забрал себе полностью. Да, о ней можно сказать – полюбила его всей душой. Преподнесла ее на тарелочке с голубой каемочкой. На, бери. Вот он и взял…
Муж ушел, а Роза опустилась на дно реки. Поплыла. Вся остальная жизнь происходила там, на берегах, а она плыла. Люди смотрели на нее, будто она тоже живет на берегу, но Розато знала, что это не так… И никому про себя ничего не рассказывала. Надо было жить, вернее, притворяться живой, надо было растить Соньку. А рассказать про свою беду кому-то очень хотелось… Но, как оказалось, некому было. Время ее всепоглощающего замужества уничтожило всех подруг, и родственников тоже практически не осталось – два месяца назад умерла тетка в деревне, отписав ей дом, и надо было еще собраться да в ту деревню поехать, чтобы оформить все документы. Да и зачем ей дом в деревне – одной? Разве что продать, но много из этого предприятия не выручишь…