Теперь строительство гнезда продвигается быстро. Мои канарейки днем и ночью снуют вверх и вниз, вверх и вниз. Альфонсо подносит строительный материал Пташке, она позволяет ему это делать, но не дает ничего положить в гнездо самому. Пташка определенно сама понимает, что и как нужно делать. Теперь нитки приносит ей кенар, она же только берет их из его клюва. Альфонсо в общих чертах представляет, каким должно быть гнездо, но строить его явно не умеет.
Когда я захожу посмотреть, что у них получилось, Пташка воспринимает это спокойно и, похоже, гордится собой. Она явно высокого мнения о своей работе. Не то чтобы она переплетала ниточки, но так тщательно укладывает их внахлест, что образуется компактная однородная масса, имеющая определенную форму. Альфонсо не очень-то доволен, что я сую нос в их дела. Он стоит на клетке, пока я разглядываю гнездо, и мечет в меня самые устрашающие взгляды. Пташка делает гнездо в виде глубокой ямки размером немного поменьше ее брюшка, верхний край которой чуть загибается внутрь. Внутренняя часть формой напоминает кашпо для небольшой вазочки. Вечером во вторник они заканчивают работу, и я могу полюбоваться тем, что у них получилось.
В четверг я прихожу домой из школы и, к своему ужасу, вижу, что гнездо разорвано на части, которые раскиданы по всему полу вольера. Боже мой, что же теперь будет?! Тут у кого угодно голова кругом пойдет. Однако начинается строительство нового гнезда. На этот раз Пташка волнуется гораздо сильнее. Думаю, если бы Альфонсо ее не подкармливал, она умерла бы с голоду. Вверх-вниз, туда-сюда, тщательно подыскивая в лежащих на полу кучках подходящие кусочки строительного материала, затем нужно вспорхнуть наверх и еще тщательнее уложить их в ситечко. Каждый раз Пташка на какое-то мгновение залезает в гнездо, чтобы проверить размеры, затем вылезает обратно. Я никак не могу догадаться, что могло быть не так с первым гнездом. Она заставляет бедного Альфонсо вкалывать, как раба на плантации. От всего этого он не получает никакого творческого удовлетворения, а та его все понукает и понукает. Она будто работает каменщиком, а тот словно подносит ей кирпичи. Дважды я вижу, как он взлетает на свой любимый верхний насест, чтобы слегка отдохнуть и немного попеть. Пташка не дает ему спуску: летит за ним и принуждает вернуться к его тяжелой, нудной работе.
Но вот, уже заканчивая гнездо, она начинает перетирать клювом некоторые нити, обтрепывая их и превращая в светло-коричневый пух. Им Пташка выкладывает дно гнезда и примыкающие к нему пологие стенки. Получается красиво. Затем, по-видимому считая, что даже это не обеспечивает достаточной мягкости, моя Пташка начинает гоняться за Альфонсо по всей клетке и выдергивать перышки из его грудки. Поначалу он это прощает, и ей удается проделать подобное несколько раз, но в какой-то момент его достает. Когда она предпринимает новую попытку, он пару раз хорошенько клюет ее в голову и гоняет по вольеру, пока она не прячется в малой клетке, где у нее гнездо, и не укрывается в нем. Он влетает следом, подскакивает к гнезду и принимается ее кормить. Пташка остается в гнезде, а он поет ей такую же нежную и мелодичную песню, как та, которая столь поразила меня в первую ночь. Я слушаю и понимаю, что гнездо закончено.