И вот случилось непредвиденное: новый сторож от теории перешел к практике. Ночью сторожил и потихоньку подбивал итоги: сколько государственных средств отнимают никому не нужные камушки…
Подбивал-подбивал и подбил — многовато! Решил утопить их, окаянных! Пусть возвратятся на свои старые места. Пусть лучше на дне лежат, чем впустую так много денег изводят!
Однажды сторож утром так и сделал — утопил каменюки.
Людишки, которые болезненно держатся за старое, отжившее, хотели и сторожа утопить.
За что хотели сторожа покарать? — вы спрашиваете.
Да так, как порой говорят, с дурного ума.
Пытались, говорим, обидеть честного человека, да не вышло.
Теперь на том месте и за те же деньги, что летели на бессловесную твердую породу, школу построили.
Пусть люди настоящей науки достигают!
Вы знаете, какая неприятность эта критическая шпилька. Попасть в нашу колхозную стенную газету «Колючка» — большая беда. Волнует, даже за сердце берет.
Будь она неладна — я дважды попадал. И попал по своей вине — оплошал.
Мне нужно было наклонить маленькую стопку, а я с маху опрокинул большой чайный стаканчик. Ну, а Варя, наш колхозный художник, меня и разрисовала. Принципиальная девушка, не посмотрела на дружбу.
На витрине картина такая: вся наша бригада в горячую пору на поле пашет, сеет, один я в кустиках лечу мозоли. Лечу по новому рецепту — внутренним способом, пропускаю через губы небольшими дозами. Пропускаю и жалуюсь: маленькая посудинка! Не помогает! Не доходит до мозолей. Застревает в коленях… Нужно посудинку побольше. Вот такую… Вольешь — и аж до пяток достает!
Постоял я около художественной витрины, еще разок посмотрел, и что-то мне на душе горьковато стало.
Дьявольский рисуночек не выходил из головы до вечера. А когда лег спать, мне приснился рябенький поросенок.
«Это вы, Петя? — спрашивает. — Здравствуйте! Я вас сразу узнал. Это мы с вами вчера из одной лужи ужинали. Значит, помогла вам большая посудина? Дошло до мозолей?..»
Сплю я и переживаю: что это такое — даже поросенок и тот издевается надо мной…
Я, разумеется, сам себя не стану хвалить. Пусть люди скажут.
Не буду прибедняться: норму по вспашке или по севу я ежедневно выполняю…
Захочу да поднажму, таки Василия перегоню. Неважно, что нас на разных досках рисуют: Василия — на доске Почета, а меня… А все Варя, редактор той «Колючки», мне в сердце шпильки загоняет.
Вы знаете, что значит для меня Варя? Варя — все! Пусть отведет меня в сторону и скажет: «Петя, брось эти штучки!» — и Петя бросит.
За что же ты, Варя, так меня чихвостишь?
Запылало у меня на душе. Пылает и горит… Горит — не знаю, чем и погасить. Проезжаю мимо сельмага, смотрю — двери открыты. Заглянул в дверь — о-го-го! Есть чем душу погасить. На полочке густенько пол-литровые «огнетушители» стоят… А природа вокруг — хоть сам рисуй. Пташки поют, зеленеют колхозные поля, Телята и те подбрыкивают от удовольствия.