— Я хочу, чтобы допрос велся с адвокатом, вы шьете мне дело о тяжелейшем убийстве, подтасовываете факты! — альбинос сорвался на крик. — Вы думаете, я ничего не понимаю? Вы же ославите меня на всю страну… Как мне потом жить со всем этим? Или вы хотите поскорее сослать меня по этапу — первого подвернувшегося. И доложить по инстанции: виновный найден… Но я ведь не виновен и понятия не имею, кто убил Виктора и что там произошло…
— Так вот я вам сейчас скажу, как все произошло, — голос Кожинова стал металлически жестким. — Достаточно двух найденных окурков, чтобы восстановить картину убийства. Вы сидели в курилке, и приход Смоленцева был для вас действительно неожиданностью. Однако вы не ушли сразу, — как рассказываете нам тут байки, — Смоленцев успел закурить и сесть в кресло. Его сигарета дотлела уже на полу, возле нее лежал длинный столбик пепла, — генерал вытер со лба пот платочком. — Вы затушили свой окурок, а затем неожиданно ударили Смоленцева тяжелой хрустальной пепельницей по голове.
— Что за бред! — альбинос вскочил.
— Сядьте, гражданин Глушко! На крик тут никого не возьмешь, — Кожинов ударил ладонью по столу, отчего Глушко немедленно затих и сел. — Дальше вы запаниковали, потому что совершили все это спонтанно, в состоянии аффекта, как говорится, — не могли же вы выбрать такое место — Кремль — для умышленного убийства. Это было; бы, согласитесь, более чем странно. Хотя и эту версию мы проверим… — голос генерала Кожинова был спокоен. — Однако никто в курилку не входил, и вы схватили тело и потащили его, чтобы спрятать в туалетной кабинке. За голову тащили?
— Я никого не тащил! — подозреваемый Глушко был смертельно бледен.
— Тащили за голову или приподнимали, и повредили шейные позвонки при этом. Затем вы быстро ушли, — генерал рассказывал с такой уверенностью, будто сам был очевидцем происходящего. — Пепельница рифленая со всех сторон, поэтому ее не было нужды протирать, а свой окурок вы не решились отыскать — у вас на то просто не было времени. А может быть, разволновавшись, забыли.
Так все было? — Кожинов пытливо заглядывал в глаза Глушко. — Или изложите свою версию?
— Я уже сказал вам, как было, но вы почему-то не хотите слушать меня.
Кожинов действительно как бы не слышал его:
— Может быть, Смоленцев на вас напал, а вы защищались? Подумайте! А потом я хочу узнать, о чем вы говорили и что послужило причиной того, что вы пришли в такое бешенство.
Подозреваемый уже подавленно молчал…
Кожинов вышел из-за стола и подошел к Макаровой:
— Что у вас, Виктория?
— Девушка заговорила полушепотом: