— Вот вы опять, барин, за свое. Ну было один раз, прижал он меня у скирды после сенокоса. Но ничего такого! Толком даже и не целовались. Не знала я его толком. И не узнаю… — щеки девушки залились краской, а огромные карие глаза ее снова наполнились слезами. — Мне теперь до старости в девках ходить, — обреченно, сквозь слезы причитала она. — Мужиков наших на войне проклятой всех убьют. Да и в деревне я никому не нужна, все знают, что жених у меня был, а у нас таких в жены не берут. Хочу в лес сбежать, к партизанам. Делать мне здесь больше нечего.
— Не плачь, глупенькая, — воскликнул Михаил. — Для таких, как ты, всегда женихи находятся. А я-то сразу не понял, что это ты мне такое рассказываешь: «Не успела, успела». Но, послушай, любовь-то… Это ж не только того… целоваться. Это чувства, Купидоновы стрелы… Еще древние римляне придумали. Ухаживания красивые, страдания под луной…
— Ой, ухаживания с купидонами, читала я про них и про амуров. Это все мужики придумали, а хоть даже и ваши древние греки, чтоб поскорее до скирды добраться, — воскликнула девица. — Меня этими хитростями не проймешь.
— Смешная ты, — ротмистр улыбнулся.
— Чего это? Потому что правду говорю? Когда у нас ухаживать? То сенокос, то посев. И холода. Это вам не Париж. И не ваш Древний Рим.
Ушакову разговор доставлял удовольствие. Никогда еще не доводилось ему вести с девицами столь откровенные беседы. И уж точно никогда в своей жизни он не предполагал, что такое случится с девушкой самого простого сословия.
— Не согласен я, но спорить с барышнями — себе дороже.
— Да какая я вам барышня, барин? Скажете тоже…
— Будешь называть меня барином, стану величать тебя барышней. А то я чувствую себя стариком. А вообще, природу не обманешь, хозяюшка. Знаешь ты много для крестьянки, да в тебе к тому же порода видится, а ее не скрыть.
— Порода? Это как у лошади что ли? — девушка нахмурилась и покосилась на штоф.
Ушаков подлил ей водки. Она остановила его, слегка коснувшись его руки, на середине рюмки.
— Вы, барин… господин офицер, хороший человек, я вижу, — вдруг запросто выдала она комплимент и в этот раз даже не покраснела.
Странно было ему наблюдать, как меняется ее настроение от плача к смеху, от горя к радости. Было в ней что-то такое живое, естественное и вместе с тем величавое, чего доселе не встречал он в женщинах. И под воздействием сего открытия, да еще подогреваемый водкой и умиротворяющей обстановкой, придвинулся он к ней поближе и взял за руку.
— Это вы что такое делаете, — девушка кинулась к печке и схватила кочергу. — Если я простая девка деревенская, меня, значит, лапать можно? Не выйдет, барин.