Точка Женщины (Экономцева) - страница 109

— Я хочу, чтобы она опоздала!

Настя произносит это вслух, и люди, стоящие рядом у пешеходного перехода, удивленно оглядываются.

— Я хочу, чтобы она опоздала, — еще раз произносит Настя, но теперь очень тихо.

И весь этот неутомимый, беспокойный город вдруг становится для нее всего лишь огромной шкатулкой, собравшей в себя бесчисленное количество человеческих желаний. Выполненных и невыполненных, разумных и бестолковых, благих и разрушительных. Противоположные желания сталкиваются между собой, притираются, изменяются и приспосабливаются, а иногда притягиваются друг к другу с такой первобытной силой, преодолеть которую не смогут даже все представители космической кухни, вместе взятые. Настя слышит эти желания, чувствует их спиной и тонкими, едва заметными волосками у основания шеи. А люди в этом городе всего лишь делятся на тех, кто осознает свои желания, и тех, кто их не осознает… Тех, кто боится своих желаний, и тех, кто не боится… Тех, кто умеет управлять своими и чужими желаниями, и тех, кто управляем ими…

— Я хочу, чтобы старая перечница опоздала! — снова говорит Настя, до крови прикусывая губу.

И пока она бегом бежит по улице, ее собственные желания накатывают на нее темной, неумолимой волной. Ее цветы в горшках и кадках, ее работа в крупной компании и еще две — в компаниях поменьше, ее муж, ее квартира, ее хвост, потерянный много лет назад и оказавшийся в шкафу, и ее любовник, приготовленный на космической кухне… Все это накрывает Настю, как поток, как безбрежный океан, однажды попав в который, уже не представляется возможным выплыть.

Настя переходит дорогу. Наверное, мимо нее идут люди и едут машины. Наверное, грязные московские воробьи прыгают из лужи в лужу и домашние собаки аккуратно перепрыгивают через грязь под руководством своих хозяев. Наверное, ветер дует и голые деревья шевелят ветками на фоне серого неба. Настя всего этого не видит. Она чувствует только, что ее волосы растрепаны, а нос замерз, и еще — что она не хочет никуда отпускать мужчину с языком, чуть разделенным надвое, как жало змеи. Пусть он не желает с ней разговаривать и даже не думает объяснять, где пропадал несколько ночей подряд. Пусть она не знает о нем ничегошеньки, и все это совершенно некстати. И неизвестно, что у него на ногах — копыта или обычные человеческие пятки. Пусть! Зато когда она представляет, как его рука дотрагивается до ее лица, заново прорисовывая черты и черточки, по спине бегут мурашки, а серый город вокруг становится ярким и разноцветным.

— Я хочу, чтобы он всегда был со мной! — кричит Настя, конечно же, имея в виду не город, а мужчину. — Хочу, чтобы он приходил ко мне каждую ночь, чтобы оставался до утра, и мне плевать, что он делает, когда я просыпаюсь!