Наверху, где стоял стол Голубки и ее спутников, кто-то распахнул широкие окна. Ветерок скользнул по моей потной спине, и я закашлялся. Кашель зарычал в моей полой трубке. Ветерок, пробравшись в замкнутую комнату, дает почувствовать, как в ней жарко. Люди высыпали на веранду. Я перешел за ними. Под ногами были красные и синие плиты. На золоте вечера сочились синие раны. Несколько танцоров облокотились о перила.
Руки сами собой опустили мачете, потому что, оглядевшись, я…
Хлестнуло по глазам. На ветру играет, мелкой рябью идет серебряное платье. Но это не Голубка. Вот прижала к щеке темные костяшки кисти, вот вздохом приоткрылся рот. Она мигает, отводит от лица волосы, ищет кого-то среди пляшущих. Кто-то на секунду заслонил ее. Потом еще кто-то.
Темная Фриза…
Фриза возвращенная, медленно вращаемая толпой…
Прекрасная, желанная Фриза, вновь обретенная…
Однажды я так был голоден, что, начав есть, испугался. Сейчас был тот же страх. Только сильней. Музыка играла себя сама. Клинок бессильно свисал из моей руки. Однажды Фриза швырнула камешек… Я побежал по лабиринту из пляшущих людей.
Увидела. Сжал ей плечи. Вжалась: щекой к шее, грудью к груди, руки замком у меня на спине. Ее имя волной плескало у меня в голове. Я знаю, ей было больно от моих рук. Ее кулачки вонзались мне в спину. Я хотел всего себя открыть ей навстречу. В ней не дрожала от музыки ни единая жилка, всю ее стройную силу я держал в руках – стиснул, отпустил немного и снова стиснул.
Внизу, на другой стороне парка, стояло единственное дерево, как морозом, оголенное неистовым солнцем. К его развилке был привязан Одноглаз. Руки растянуты в стороны вдоль сучьев, голова свесилась низко, как бывает, если сломана шея. Струйка крови блестит по руке от запястья, где веревка врезалась в кожу.
Она повернулась у меня в руках, глянула мне в лицо. Поняла, куда я смотрю, и быстро ладошками закрыла мне глаза. Один в ее темноте, я понял, что за музыка звучит вокруг. Это множество людей выпевало и выплясывало скорбную песнь по распятому царевичу. Песнь девочки, защитившей ладошками мои глаза.
Под музыку проскользнул шепот:
– Осторожно, Лоби.
Это Голубка.
– Стоит ли всматриваться?
Чьи-то руки по-прежнему скрывали мир.
– Я читаю тебя, как книгу, Лоби. Ты умер. Где-то среди дождя и каменных разломов – ты умер. Так стоит ли всматриваться?
– Я не призрак!
– О нет, ты вполне реален. Но может быть…
Я повернул голову, но темнота повернулась вместе со мной.
– Хочешь, расскажу тебе про Кида?
– Хочу, если это поможет его убить.
– Тогда слушай. У Кида хранятся только те скальпы, что он снял своей рукой. Иначе: он может оживить только тех, кого убил сам. А знаешь, кто оживил тебя?