Поэтому когда Йесли показала мне, в чем заключался вандализм, я лишь порадовалась, увидев, что он никак не связан со всеобщим страхом и взаимной подозрительностью.
Некоторые поисковые партии, используя планшетники, стали копаться в постепенно исчезающей информации о культуре в памяти корабля. Они знали, что у нас осталось около тысячи дней до того, как все эти знания будут утрачены, и решили сохранить, что получится.
У планшетников, как объяснял Прад, нет собственной памяти. Но они могли выборочно показывать любые сведения из памяти корабля – из того, что осталось от нее к этому моменту. Если бы данные удалось переписать на другой носитель, их, возможно, удалось бы и сохранить. Например, можно было бы использовать бумагу – будь у нас бумага и то, чем на ней пишут.
Впрочем, у нас были стены, потолки и полы. Столько стен, потолков и полов, что в голове не укладывалось.
У нас не было ничего похожего на чернила, зато имелись инструменты, способные процарапать линию. Энтузиасты взяли свои планшетники, вызвали информацию из памяти корабля и, попотев, вручную вырезали ее на металле. К тому моменту, как Йесли это обнаружила, они уже исписали несколько метров коридора – кто аккуратно, кто не очень. У каждого переписчика был свой почерк, и видно было, как он постепенно совершенствовался. Поначалу надписи были корявыми и пестрели ошибками. Буквы и слова оказывались слишком большими. Но постепенно почерк становился уверенным. Переписчики начали процарапывать ровные линии и уже по ним аккуратно писать слова.
В то начальное время несложно было выбирать. Большинству людей хотелось сохранить что-нибудь, важное для них лично. Память об их родных планетах и даже областях и городах, которые были им особенно дороги. Они не могли слишком уж вдаваться в подробности, но это стало началом, способом противостоять забвению, в которое впадал корабль. Там были песни и стихи – их сохраняли с какой-то особой нежностью. Некоторые даже начали записывать ноты, фрагменты каких-то напевов. Порой надписи выглядели хаотичными, но для меня все это имело смысл.
Позднее я сказала Йесли, что, на мой взгляд, эти люди не заслуживают наказания.
– Они не нанесли реального вреда. Более того, придумали полезную вещь. Ты же слышала, как Прад говорил о потере памяти. Если мы не встретим другой корабль, нам не исправить этого за оставшуюся тысячу дней. А так мы сохраним хоть что-то.
Йесли невольно рассмеялась:
– Ты хоть представляешь, о каком объеме информации говорил Прад? Ни я, ни ты даже вообразить его не можем, не то что нацарапать на стенах за тысячу дней. Это просто… жест, и ничего больше. Бессмысленный, отнимающий время жест. Этим ничего не добиться.