– Я не хотел, чтобы все случилось так, как случилось, – пробормотал он.
– Тогда не надо было устраивать заговор!
– Это было… хуже, чем я мог себе представить. Думал, все произойдет быстро. Херея мастерски обращался с мечом. Гай должен был оказаться с богами прежде, чем о чем-то догадается. Я… сожалею…
– Поздно, – бросила я мужу.
Мое сердце мерзло и болело, словно его рвали на части ледяные пальцы. Я пошла вверх по деревянным ступеням к императорской ложе. Позади почтительно следовали префект Стелла и его люди. Виниций с несчастным видом отстал, не зная, продолжать ли попытки оправдаться. Я тем временем задавалась вопросом: нет ли связи между префектом Аррунцием Стеллой и сенатором Павлом Аррунцием? Они вроде принадлежали к одному роду. Может, Стелла стоял тут, затаив дыхание, и ждал, когда это случится?
Вот и ложа. Я вошла через дверцу, которую из-за переполоха никто не удосужился запереть. Внутри меня трясло от ужаса. Почему? В ложе все в порядке…
Я быстро вышла через другую дверь и попала в коридор, который ведет к дворцу.
Неожиданно рядом со мной опять оказался Виниций, и мне хотелось вжаться в стену, словно его прикосновение могло обжечь меня. В его глазах безнадежность. Потерянность.
– Тебе не нужно заходить туда, – убеждал он.
– Нет, нужно.
Впереди император со свитой. Вся сцена окрашена жутким красным сиянием из-за алой ткани, которая призвана оберегать от непогоды тех, кто внутри. Император почти полностью скрыт стеной из трех преторианцев в арьергарде группы. Поблескивают приготовленные клинки.
Нет. Вдруг головы раздвигаются, и вся сцена передо мной как на ладони. От дворца навстречу кто-то приближается. Это еще один трибун претория, Кассий Херея.
– Мой император!.. – восклицает он голосом, полным тревоги.
Что он делает? Передумал? Намерен остановить задуманное? Нет, конечно же нет. Херея идет с обнаженным мечом в руке, и если при этом он будет вести себя спокойно и хладнокровно, Калигула насторожится. Гай пережил столько заговоров – и все благодаря своей бдительности. Но если Херея изобразит, будто сам обнаружил неладное и бежит предупредить императора об опасности, то тогда меч не вызовет вопросов. Легко вообразить ход мыслей в голове моего брата: этот преторианец что-то узнал – какой-то заговор? – и примчался сообщить мне. Калигула испытывает облегчение. Он даже рад видеть Херею.
И каково же его удивление, когда преторианец делает еще один шаг, поднимает клинок и вонзает его острие в грудь своего господина. Но мой брат все-таки осторожен: в самый последний миг он различает что-то в глазах Хереи, пытается отступить и одновременно нащупывает рукоять своего оружия. Поэтому удар трибуна не стал смертельным, как было задумано, он лишь ранит императора. Завязывается отчаянная борьба. Крики в переходе никто не слышит. Их заглушает гомон публики в театре. Калигула старается достать меч, зовет на помощь моего мужа. Но вместо помощи Виниций хватает Гая за руки и заставляет вернуть меч в ножны. Группа рассыпается, сзади подходит трибун Сабин. Второй удар пришелся в нижние ребра с правой стороны. Направленный кверху, меч прорезает межреберные мышцы и погружается во внутренние органы.