Если могут. Логен вспомнил, как лежал на брюхе в вонючей палатке, по которой барабанил холодный дождь; как он впился зубами в обрывок кожи, чтобы не кричать, но выплюнул его и все же закричал, когда из его спины стали вырезать застрявший наконечник стрелы. Целый день его кромсали, чтобы найти чертову штуковину. Логен вздрогнул и передернул плечами от одного воспоминания об этом. Потом целую неделю он не мог говорить, так наорался.
А после поединка с Тридубой он не мог говорить гораздо дольше, чем неделю. И заодно и ходить, и есть, и даже видеть мог с трудом. Сломанная челюсть, сломанная скула, бесчисленные сломанные ребра. Его кости были так перебиты, что он представлял собой какое-то вопящее от боли, хнычущее от жалости к себе месиво; плакал как ребенок при каждом движении носилок, а старая женщина кормила его с ложечки — и он был за это благодарен.
Таких воспоминаний было множество, они теснились в памяти и снова терзали его. Как после битвы под Карлеоном у него мучительно болел обрубок пальца — прямо огнем горел, так что Логен чуть не спятил. Как он вдруг очнулся, пролежав целый день в беспамятстве после удара по голове там, в горах. Как он мочился кровью после того, как Хардинг Молчун проткнул ему брюхо копьем. Внезапно Логен почувствовал все эти шрамы на своей искромсанной шкуре. Он обхватил руками ноющее тело.
Старых ран у него хватало, ничего не скажешь, но от этого свежие болели не меньше. Разрубленное плечо не давало покоя, жгло, словно раскаленный уголь. Логен однажды видел, как человек потерял руку из-за какой-то царапины, полученной в бою.
Сначала пришлось отрезать ему кисть, потом предплечье, потом всю руку до самого плеча. После этого он стал уставать, потом начал заговариваться, а потом просто умер. Логену не хотелось бы вернуться в грязь таким путем.
Он допрыгал до подножия обвалившейся стены и прислонился к нему. Мучительно двигая плечами, стянул с себя куртку, одной непослушной рукой расстегнул пуговицы на рубашке, вытащил булавку, которой была скреплена повязка, и осторожно отодрал ткань от раны.
— Как она выглядит? — спросил он у Длинноногого.
— Как прародитель всех струпьев, — пробормотал тот, вглядываясь в его плечо.
— Пахнет нормально?
— Ты хочешь, чтобы я ее понюхал?
— Просто скажи мне, воняет или нет.
Навигатор склонился вперед и изящно потянул носом воздух возле Логенова плеча.
— Отчетливый запах пота, но это, должно быть, из подмышки. Боюсь, среди моих выдающихся талантов медицина не числится. Для меня все раны пахнут более или менее одинаково.