Постепенно Марийка и Василь замедлили шаг и пошли рядом. Стежка вдоль забора была узкая, и они касались друг друга плечами, счастья их не могло омрачить ничто. Сбылось то, что зрело давно, что наступало на них, чего они жаждали и от чего защищались. И в этом уже не их вина, а скорее веление судьбы. Они оба жили этой минутой, их мысли не забегали наперед — к тем заботам, которые должны были их обступить, к узлам, которые они должны были развязывать.
Марийка остановилась и оглянулась назад, на станцию. Где-то за стеной слышался гул, и промелькнувшее воспоминание заставило ее вздрогнуть. Почему-то вспомнились слова Василя, сказанные там, в поле, когда они впервые встретились после той ужасной ночи, когда он должен был подать сигнал нашим самолетам. «Я тебе рассказал не все так, как было… Там…» А что он хотел сказать?.. Какую тайну открыть?
У нее даже потемнело в глазах, как это бывает летним днем в поле, когда перебегает дорогу тень от облачка… Тень впереди и тень позади… И она между двух теней… Между двух теней…
Но, собственно, какие тени? Они уже позади. И незачем оглядываться на них, тени отстанут. Должны отстать. А она пойдет, куда ведет ее вот эта дорожка.
Подошли к телеге. Она была застлана рядном, что-то горбилось в передке. Чуйман отвернул на том месте солому, отвернул белый платок, развязал четыре конца скатерки, и они увидели хлеб, сало — сырое и печеное, колбасу, несколько заткнутых кочерыжками бутылок.
— Надо бы угостить того, — сказал Савва Омельянович, намекая на Козачука. Ради этого ведь и привез эти бутылки.
Но Василь вспомнил взгляды девчат, решительно сел на телегу.
— Едем.
Савва Омельянович хлестнул лошаденку коротким кнутом. Телега зашуршала по песку, загрохотала по мостовой — переезжали на другую сторону, — и снова под колесами зашелестел песок. Сады здесь переплескивались через частоколы, приходилось нагибаться, чтобы не зацепиться за ветки.
— Свадьбу сгуляем в воскресенье, — сказал Чуйман и снова хлестнул по мышастому крупу лошаденки. Лошаденка засеменила, косясь на кнут, налегла на левую оглоблю, так что телега съехала в сторону, и Савва Омельянович потянул за правую вожжу.
— Не до свадьбы, — отозвалась Марийка и подняла на Василя глаза. Он кивнул головой. — Позовем только самых близких родичей. И кого-нибудь из девчат.
— Это что же выходит — воровская свадьба? Как будто я за свою жизнь не наработал?
— Не ко времени она сейчас, — прервал Чуймана Василь. — Война.
— Вон собирают на раненых, отдадим, что лишнее, — решительно сказала Марийка.
— Лишняя у попа жинка, — буркнул Савва Омельянович и заспешил, чтобы они снова не взяли его в шоры, дернул за левую вожжу, колеса загрохотали по мостовой, каменным грохотом пресекли споры.