— Неля, зачем вы ломаетесь?
Она страшно растерялась; наверное, в первое мгновение даже не постигла до конца его слов, смотрела широко раскрытыми глазами, в которых сразу погасли искорки, и застыла, как бы заледенела на губах улыбка. А он уже не мог и не хотел сдерживаться, ломился напрямик:
— Нужно перейти в сферу деятельности.
— О! — сказала она. В ее голосе зазвучали удивление и насмешка. — Похвальная деловитость.
— Не этих же сверчков, — качнул он головой в темноту, — пришли мы слушать.
— А зачем мы пришли?
— Ну… Вы сами знаете.
— Нет, не знаю, — сказала она.
— Знаете!
— Откуда? Может, пришли, чтобы вы еще что-нибудь сообщили мне? Рассказали о научном открытии?
Ее слова ударили его, как хлесткая розга. А где-то в мыслях проскользнуло, пролетело, что за его цинизм ему заплачено сполна. Даже сверх меры. В одно мгновение ему показалось, что его словно скрутило что-то. Скрутило и не отпускало, и не осталось в нем ни радости, ни подъема, ни тревожного ожидания, ни того веселого нахальства. Ему стало противно. И он сам, и этот вечер, и сверчки — все. И исчезло, сгинуло то дразнящее желание сделать ей больно, смять, прижать к себе, растворить в себе…
— Вы все же кому-то рассказали… — произнес Борозна как-то глухо, вяло.
— Подруге…
— А подруга подруге. А та — Бабенко.
— А вы что же хотели? Чтобы я молчала и дома, в уголочке, переживала ваше величие! Вы же сами… вон какой прагматик. Еще и утверждаете — век такой. Что же вы хотите от меня? Вы даже не подумали, что у меня самой, если ваши догадки подтвердятся, сизым дымом горит диссертация. Вы мне что-то предложили, посоветовали или хоть расспросили о том, над чем я работаю? Вы подумали, что я человек? Какой-никакой, а все же научный сотрудник… Ну, хоть плохонький. Пусть даже приспособленец от науки. Но ведь человек. Забыли о человеке. Проповедовали наивысшую мораль и пренебрегли ею.
— Почему же, я как о человеке…
— О бабе…
— Зачем же так грубо?
— Потому что вы так на меня смотрите. По крайней мере сейчас.
Она отгадала его мысли, и это не было странно. Однако его поразило, ошеломило, что она отгадала до конца, в беспощадной логической последовательности: стремление ошеломить научной эрудицией, осведомленностью, легкомысленное бравирование, заимствованное нахальство. В это мгновение он был весь как вывернутая наизнанку рукавица. Даже этот его критический взгляд на путь, по которому идет их лаборатория… Он пока еще не думал о том, что вырастет из его слов, когда они распространятся по всей лаборатории. Хотя теперь знал наверное — вырастет что-то плохое. По крайней мере для него. Но это еще будет… Оно пока еще — как градовая туча на горизонте в то время, когда горит свой дом. Он поступил безрассудно, просто по-идиотски. Но обиднее всего ему было оттого, что нарушил что-то из тех больших и светлых принципов, которые построил в своем сердце и которые, он чувствовал, должны были стать законом его жизни. Нарушил не до конца, может, и не во многом, но и это его опечалило.