Манефа отвечает что-то слабо, Жу не слышит. Слышит только, как скрипит и вздрагивает взбудораженный Ольгиным криком дом. Как ходят половицы. Вздыхает что-то в трубе. Капает из крана вода. Стыдно ли дому, печке, крану? Стыдно ли хозяевам дома? Стыдно ли Манефе? Жу не знает. Только плотнее сжимает глаза.
– Да какая забота, баушка, ты соображаешь ли?! Нет, я Марине позвоню, пусть приезжает, забирает. Придумала же – себе хахля нашла, а нам – водись! И ладно бы нормальная была девка! Я ж думала: хоть уезжать спокойно буду, всё не одну тебя оставляю. А теперь – какой! Вам кажной по няньке надо!
Жу чувствует страх. Он рождается в ладонях, холодным потом обдаёт пальцы, тянется к желудку. Марина приедет, Марина заберёт. В город, к отцу. В больницу. К пыльному маминому инстаграмму. Жу чувствует ужас. Нет, нет, этого нельзя, не надо, нет! «Двадцать годов, а всё лялечка», – отзывается в голове успокоительный голос Лизаветы Ивановны.
И Жу вдруг начинает смеяться. Ничего не может с собой поделать, сидит и хихикает. Вроде не над чем, но остановиться не может. От голоса Лизаветы Ивановны в голове, такого милого, чистого, детского, как будто кто щекочет – и смех разбирает всё сильней и сильней, Жу уже хохочет в голос.
Ноги Ольги появляются в проходе у печки. Ольга стоит в оторопи, смотрит на Жу. Жу смеётся. Ольга молчит, хлопает глазами. Жу смеётся, не обращая внимания на Ольгу, на её злость.
Звонит телефон, Ольга снимает трубку.
– Да, Мить. Выхожу, всё. – И к Манефе. – Митька Колтышев приехал. Я не знаю, баушка, как ты справишься тут с ей, чего. Но мне надо ехать. В общем, так давай: ежли что – сразу звони Марине. Ты терпеть это нанималась? Но. А зачем тогда оно тебе надо?
Смех удаётся победить. Сглотнуть, подавить, хотя он всё ещё бродит в теле, распирает желудок. Жу икает. Всё сильней и сильней. Уже чуть не подпрыгивает на диване. Рамка в горке шатается. Ольга с тяжёлой дорожной сумкой проходит к двери не оборачиваясь. Володька качает головой и тащится за ней следом.
После ухода Ольги на Жу наваливается паника.
Кажется, что вот сейчас дверь откроется и войдёт Марина.
Или отец.
Или отец вместе с Мариной.
И увезут Жу отсюда. Навсегда. А Жу нельзя уезжать. Жу уже не понимает почему, что здесь держит, но точно знает – нельзя, никак нельзя уезжать, это важно, надо разобраться, доделать. Спросить, узнать. О чём? После Палкино в голове спокойно и пусто. Не хочется никуда бежать, ничего искать. Никого искать. Но всё равно остаётся: доделать, что-то ещё надо здесь доделать. А без этого домой – никак нельзя. Никак.