– Да я и не гляжу, делать мне, что ли, нечего, – отвечает обиженно. Слышно – отходит.
– Тебе сюда нельзя, – еле слышно повторяет Жу и начинает шевелиться.
Каждое движение заставляет ходить кровь в теле. Каждое движение можно почувствовать, а значит, тело – моё. Да, моё, ничьё больше. Так, воды. Горячей, холодной. В таз. Нырнуть. Глаза открыть – болтаются волосы, как водоросли. Русалка, ундина. Рот открыть. Пускать пузыри.
Фу! – Жу выныривает, с шумом отфыркивается. Не хватало ещё захлебнуться. Было бы глупо, ужас! Почему-то смешно. Жу хихикает и ныряет снова.
– Эй! – слышит голос брата из-за стены. – Ты там чего? Банника встретила, что ли?
– Не лезь, тебе сюда нельзя! – кричит Жу, выныривая. И повторяет: – Тебе сюда нельзя! – как будто сама фраза доставляет удовольствие.
Мылит голову, тонет в мыльной пене и моется, натирая тело до красноты, до жара, обливается водой разной, тёплой, холодной, с настоем березового веника и простой.
И ни о чём не думает, и чувствует себя непривычно хорошо.
И уже когда вытирается, вдруг слышит – гремит что-то и рушится, непонятно где – не то тут, не то снаружи. Жу визжит, прыгает к двери, но не успевает выскочить – из предбанника голос брата:
– Да я это, я, не вопи! Ведро, чёрт бы его побрал! Кто на дороге поставил?
– Оно уже пустое, – ухмыляется Жу и влезает в полотенце, которое теперь – тёплое, мягкое и пахнет свежестью. – А чего попёрся, говорят же: нельзя.
– Да тебя ждать задолбаешься! Я замёрз уже, как цуцик!
– Выхожу, – говорит Жу и одевается.
– Ну, наконец-то, – ворчит брат. – Я думал, ты уже утопилась.
Потом они сидят у бани на скамеечке. Свежо, но не холодно. Жу расчёсывает пальцами волосы. Так хорошо, что хочется мурлыкать.
– Надо было им сказать, – говорит брат.
– Что?
– Ну, что мы тоже маму видели.
– Это не считается.
– Почему?
– Не знаю. – Жу пожимает плечами. – Потому что во сне.
– А то, что покойник водку пьёт, считается?
– Так то не во сне.
– Ну и что. Всё равно можно было сказать.
Тот сон Жу помнит хорошо. Даже слишком.
Это уже дома было, после больницы, не сразу, но Жу не помнит точно когда.
Да и неважно.
Мать уже какое-то время не снилась. Перестала после таблеток. Успокоилась, и все успокоились, всем полегчало.
И вот – опять.
Яркий и праздничный, заполненный светом и музыкой – сон не сон, а состояние счастья. А потом из него проступает гигантский зал гигантского отеля на берегу Красного моря. Почему именно Красного? Потому что Жу не знает другого. В Египет ездили с мамой, давно, много лет назад, но это ощущение – оторванного мира, оазиса в пустыне, дворца, сделанного из гипсокартона, помнит до сих пор.