– Брасти! – воскликнула Алина.
– Простите, сударыня. В целом же Фелток пребывает в дурном настроении и становится тем мрачнее, чем дальше на север мы продвигаемся. Остальные несколько смягчились к нам, но настроение капитана на них, несомненно, влияет. Честно говоря, Трин единственная, чье общество я в состоянии снести: по крайней мере, она не впадает в уныние. – Он поглядел на Алину. – И еще кое-что случилось: нападения разбойников, всякие безрассудные выходки и прочие мелочи. Пока тебя не было, я стал заправским героем. Даже если не считать вашего чудесного спасения. А как иначе это назовешь? На вас напали десять человек с копьями наперевес, и вы уже молили о пощаде…
– Четверо, – сказала Алина. – Не нужно лгать, их было четверо.
Брасти посмотрел на нее сверху вниз.
– Дитя мое, ты совершенно ничего не смыслишь в том, как нужно рассказывать истории. Ладно, не волнуйся, Фалькио. Я тебе после ужина поведаю о своих приключениях. – Он посмотрел на меня оценивающим взглядом. – А ты что молчишь? У тебя-то было хоть что-нибудь интересное?
* * *
В течение следующей недели мы влились в привычную жизнь каравана, но мне потребовалось немало времени, чтобы вернуть прежние силы. Благодаря монотонности дороги и отсутствию опасностей в мыслях образовалась дыра, и я бы не возражал, не заполняй ее все время воспоминания о последнем разговоре с Эталией. Она предложила мне счастье, и что я выбрал взамен? Даже честью это не назовешь. У предателей нет чести. И последний глупый приказ короля не приплетешь, потому что я так и не узнал, где находятся его чароиты. А если бы и нашел их, все равно не сообразил бы, что с ними делать. Может, они магические? Даже если и так, я не слишком полагаюсь на магию. Обычно другие люди используют ее против меня, сам же я не рассматриваю ее как оружие или средство защиты. Предположим, что чароитам нет цены, но кому бы мы смогли их продать, если бы нашли? И что потом делать с этими деньгами? Истратить на восстание? Поднять людей, чтобы они объединились вокруг… кого? Нас? Опыт в Рижу показал, насколько люди разобщены. Толпа меня поддержала, но лишь потому, что я взывал к их уникальности, сказал, что они отличаются от всех остальных жителей страны. На деле я не лучше герцога, просто он перегнул палку. Полагаю, что за поддержку плащеносцев выступило бы даже меньше народу, чем за возвращение Кровавой недели.
Так или иначе, я проводил время, пытаясь восстановить силы и собраться с мыслями. Каким-то неведомым образом Эталия исцелила мои раны, но чем быстрее рассеивались мои угрызения совести за то, что я оставил ее, тем быстрее исчезали и ее чары – словно моя неспособность насладиться общением с ней сводила на нет все лечение. Наверное, она бы опечалилась, узнав об этом.