Вспоминали, глядя на гуляющую молодежь, как проводили такие праздники в старину, и говорили о том, что теперь стало уже не то.
И правда, в старину, кто помнил, бывало, за месяц начинали готовиться к празднику. В особенности если это было зимой или осенью, когда все работы уже кончались. Варили крепкую пенистую брагу, заправленную хмелем, от которого кружились головы и ноги выписывали порядочные кренделя. Мед, игристый и шипучий, задолго до праздника зарывали в землю. А там пекли всякие домашние пряники с медом, с тмином и мятой.
Отстояв долгую праздничную обедню и закусивши кусочком свежины, ехали на розвальнях по накатанной зимней дороге, обсаженной вешками, кто к куму, кто к другой какой родне.
И веселье с хороводами, катаньем и посиделками где-нибудь в просторной избе шло три дня.
Теперь же редко праздновали больше одного дня. Даже такие праздники, как вешнего Николу. И уже на другой день праздника, опохмелившись одним-двумя стаканчиками, принима-лись за работу. И не варили ни медов, ни браги, а покупали все готовое.
- Да, прежде не так справляли праздники, - сказал старик Софрон, сидевший на бревне, зажав бороду в руку, и всегда любивший вспоминать, что и как было в старину. - Сколько этого веселья, угощений всяких, - бывало, на четвертый день в голове шумит.
- А приволье какое было, господи... леса, луга, озера.
- Про леса и говорить нечего, - кругом леса были дремучие, - теперь вязанки дров не наберешь, а прежде, бывало, целую десятину запалишь, горит себе, и никто внимания не обращает.
- Вот богатство-то было, господи, - вздохнул кто-то, - и куда все делось?
- Господь ее знает.
- А в лесу, бывало, орехи, ягода всякая, и речки глубокие, чистые. Как утром выйдешь, - кругом роса, вода свежая, синяя, а по обоим берегам лес стоит себе на солнышке ровно стена.
- Рыбы небось много было? - спросил возбужденно кузнец.
- Рыбой все речки были набиты. Бывало, старики рассказывали, прямо возами гребли рыбу-то; как заведут, особливо когда икру мечет, - так полна сеть судаков, щук, лещей... И чем только ее не ловили. Бывало, плетнем перегородят речку да сетями обведут, она тут и есть - вся.
- Ах, мать честная! - сказал, сплюнув, кузнец.
- Пенькой хорошо рыбу морить, - сказал рыболов Афоня, торопливо оглянувшись на своего приятеля, длинного и молчаливого Сидора.
- Да, уж чем только ее не брали, и пенькой морили, отравой травили. Бывало, как навалят в омут пеньки осенью мочить, так она, матушка, и всплывает вся кверху пузом, ну скажи, - вся вода белая.
- И помногу брали? - спросил жадно кузнец.