— Но у вас же с бабушкой получилось!
— У меня! С бабушкой! Вот именно что! А не с каким-то там… дедушкой!
— То есть… — я окончательно растерялся. — Из-за такой ерунды… ты уверен, что дело только в этом?
— Ничего себе ерунда! У людей за такое порой убивают — и не за само действие даже, а лишь по подозрению. Ты ведь пришлого взял, ну да, откуда тут местные, давно всех вычистили… и вот попадает он, весь такой наивный и неподготовленный, а тут — ты. Ндя… мне в свое время, похоже, просто феноменально повезло.
— Все равно не понимаю… Ладно, пусть, хотя и глупо это, так ограничивать выбор, но — пусть их. Это их людские заморочки. Там. Но он-то теперь — тут. Тут другие законы. Все нормально и никто не станет убивать. Наоборот! Я бы ему заплатил…
— А вот этого — совсем не советую. Он ведь и всерьез обидеться может.
Я содрогнулся.
Что такое обиженный людь — это у нас все очень хорошо знают. Не зря же у Шенка стремянка висит.
Дед трет лоб, смотрит сочувственно:
— Как бы тебе объяснить попонятнее… Ну это вроде как если бы какая-то течная сучка предложила бы тебе стать временным отцом ее нового помета. Ну вот попал ты в странный мир, где такое — нормально…, а тут — она. Добрая такая. Ласковая… И — не принуждает, просит по-хорошему. И даже заплатить предлагает, вену сама подставляет, пользуйся…
С лестницы я скатился чуть ли не кубарем — а в спину мне все бил издевательский хохот деда. И даже хлопнувшая входная дверь не сумела его обрубить.
* * *
Осень вроде бы, а день теплый. Солнце давит на затылок и плечи, лучи по-летнему горячие и тяжелые. Ногам холодно — тень от холма покрывает их почти до колена, поднимаясь при каждом шаге ещё на чуть. Скоро я с головой уйду в эту тень, словно в сумрачную холодную воду. Листья шуршат под ногами, сотни оттенков золота и киновари с редкими вкраплениями темного изумруда.
Я и не заметил, как оказался на старом кладбище. Долго бродил среди обросших мхом камней, и все мне казалось, что продолжаю слышать дедовский смех. Отвратительный, громкий и неотвязный.
Уши горели.
Назад пошел дальней дорогой, огибающей холм и выводящей к дому со стороны чёрного хода. Напрямик гораздо быстрее, но мне некуда больше спешить. И незачем.
Солнце окончательно скрывается за холмом, больше на плечи ничто не давит. Если смотреть только под ноги, можно подумать, что сейчас раннее утро или поздний вечер. День — время тех, кем я никогда не стану и кого никогда не пойму, сколько бы ни пытался.
И пытаться не буду больше, хватит. Напытался уже.
Холодно.
В тени холма осень чувствуется яснее, тянет промозглой сыростью от влажной земли — здесь она не просохла после ночного ливня. И уже не просохнет. Осень. Будут новые ливни. Листья сгниют. Покроются тонким налетом лунного серебра, таким же красивым, как настоящее, и обжигающим не хуже. Но это случится еще не завтра.