– Я не умею петь, – говорит радист. – Если это приказ, тогда, конечно…
– Нет-нет.
Генерал шевелит рукой, напрягает плечо, поворачивается к парню. Он делает это так, как перекатываются на бок в постели, чтобы, опершись на локоть, поговорить с любимым человеком.
В этом положении, паря в воздухе, Генерал изображает пальцами, что крутит ручки.
– Радио, – говорит он. – Попробуй поймать станцию.
– Это армейская рация, – говорит парень. – Не получится.
– Ну что ты, ну что ты, – говорит Генерал. – Это звучит пораженчески. Так не должен отвечать солдат, настроенный на победу. Почему не попытаться? Как ты можешь знать, если не попробовал? – Радист колеблется, и Генерал гнет свое: – Давай, давай, покрути там что-нибудь. Вон за то колесико сбоку возьмись, ты все время его вертел.
Парень перемещает рацию со спины на грудь, аккуратно, боясь уронить. Поворачивает ручки, настраивает, а потом держит трубку так, чтобы обоим было слышно. Из нее звучит музыка. Арабская музыка. Это Умм Кульсум, легендарная певица, до того знаменитая, что обоим летящим израильтянам знакома баллада, которую они слышат. Песня настолько известная, что даже евреи не могут ее не знать.
– Мы очень далеко на юге, – говорит радист извиняющимся тоном.
– Ничего, ничего. – Генерал наклоняет голову, приближает ухо к источнику звука. – Милая песня. Давай послушаем.
Так они и летят вдвоем под это печальное пение, под проникновенное пение на арабском.
2002. Париж
Ему не следовало опять приходить в тот ресторан в надежде на встречу с ней. Ни первый раз, ни все последующие. Но он возвращался и возвращался, хотя официантка больше не появлялась. Как и тот жуткий, угрожающего вида официант-гугенот, чье исчезновение Z воспринял как добрый знак.
Он говорил себе, что приходит не из-за нее. Его гонит через реку всего лишь тоска по баклажанному салату и маковому пирогу. Ради этих трапез он подставляется, покидает квартиру, где прячется, взяв отпуск по семейным обстоятельствам, но никуда пока еще не поехав, – прячется, использовав ожидавший своего часа предлог, запасной вариант, дававший Z возможность в случае чего с согласия куратора унести ноги. Начальник предложил ему уйти в отпуск сразу, и Z согласился: лучше уж так, чем вести диковинную жизнь, приходя в офис как ни в чем не бывало и чувствуя скрытую угрозу в обманчиво нормальном отношении коллег. Ему чашку чая там страшно было выпить, в туалет выйти или на лестницу, оказаться вне поля зрения тех многих сослуживцев, что понятия не имели, чем на самом деле занимается его мини-подразделение компании.