– Мой брат, – говорит Человек без имени. – Мой брат раввин в твоем шуле. – Долго-долго молчит, на Марти не глядит. Потом вздыхает. – Не исключено, – поправляется он.
Марти подается вперед на стуле, потирает колени. Он хорошо расслышал. Не само заявление, но слово. Человек без имени сказал «в шуле». Не «в храме» или «в синагоге» – «в шуле».
– То есть как это раввин? – переспрашивает Марти.
– В Охев-Шалом. В Бриджлоне[21].
Теперь замолкает Марти. Он думает. Все это было сказано всерьез. Но тут многим искренности не занимать, чего не скажешь о рассудке. Вот, например, старушка – нарумянит щеки, повяжет на руку бумажный цветок и все ждет возле сестринского поста своего школьного кавалера. Есть тут и классический шизофреник-зануда – он уверен, что за ним охотится ЦРУ, и еще одна больная – та переписывается со своей умершей дочерью и утонувшей кинозвездой Натали Вуд[22]. Пишет им – всем сообща – письма, прекрасно понимая, что ответа не получит. Все они уж куда как искренни. А теперь этот, без имени: «Мой брат – твой раввин». Человек, перед которым Марти изливал душу. Как перед раввином. Человек без имени, его товарищ. Марти прикидывает, соображает – и вдруг его осеняет.
– Ну конечно! – восклицает он, хлопнув ладонью по тумбочке. – Я так и знал, что мы знакомы. Я же так прямо сразу тебе и сказал, разве нет? Как твоя фамилия, напомни?
– Баум, – отвечает Человек без имени.
Точно – Баум. Раввин Баум из Бриджлона.
– Врешь, – говорит Марти, расплываясь в улыбке.
– Не за вранье сюда попал – если бы здесь держали за вранье…
Марти испускает вопль, вскакивает, садится и, еще раз хлопнув ладонью по столику, говорит:
– Обалдеть. Так вот почему я узнал. Глаза мне твои знакомы, походка. Я знаю твои гены. Узнаю выдающийся геном ДНК Баумов.
Подходит сестра узнать, что за шум. Марти встает, кладет руку на плечо Человека без имени.
– Разве я не сказал сразу? Разве не сказал, что, похоже, я его знаю? – И, щипнув за щеку: – Мне ли не узнать классическое лицо Баума!
В ночь битых тарелок Марти отправился куда глаза глядят. В Милан.
А когда вернулся, вместе с ним вошел и шофер «Коннектикутского лимузина»[23] и принялся втаскивать один за другим роскошные чемоданы. Робин – она немного поуспокоилась за тридцать один день – сказала:
– Ну ты и фрукт.
– Ты же сама сказала «проваливай».
– Вместе с моей кредитной картой?
– Ты же мою заблокировала. К тому же предъявлять твою карту несложно. Разве я виноват, что у тебя такое имя, что любому подходит?
– Логика безумца, – сказала она.
– Я привез подарки.
Робин заступила дорогу шоферу, втаскивающему чемодан.