Берла снова свесили из машины. Угрожающе близко к земле. Камешек, вылетевший из-под колес, ударил Берла по щеке. Он пощупал рот языком: был уверен, что камень пробил щеку. Его снова втащили в машину.
– В случае с договорными браками, – сказал Либман, – удачную пару подобрать так же трудно, как отделить землю от небес. Как думаешь? Чудо, если хоть что-то нормально получается.
Берл уткнулся лицом в теплые колени правой Эсфири.
– Гита в отчаянии, Берл. В полном. Сейчас она настроена решительно: либо ты будешь жить, либо она. И мы не хотим, чтобы новое поколение пострадало из-за вашего брака. Ройял-Хиллз не нужен еще один мамзер[71]. Нет, мы не допустим, чтобы из-за тебя на свет появился незаконнорожденный.
– Незаконнорожденный? – Это было уже слишком. – Если она понесла, я вырву его из ее утробы.
Берл бушевал, он дрался как тигр, а учитывая, что руки и ноги у него были связаны сзади, это было то еще представление. Его с трудом усмирили. Били головой о дверь до тех пор, пока Либман не закричал: хватит. Он подумал, что этак, пожалуй, они всю душу из этого тела вышибут, как будто душа – это пломба, которую можно выколупнуть из зуба.
– Берл, ты еще жив? – Либман просунулся назад с переднего сиденья.
Берл кивнул, облизнул губы.
– Есть надежда, что ты сейчас способен здраво рассуждать? Может, передумаешь, пока мы тебя не прикончили?
– Вам придется меня убить – куда вы денетесь, – Берл оживился. – Как говорят у американцев на свадьбах. Пока смерть нас не разлучит.
Либман снял маску, протер глаза. Кивнул своим подельникам.
На этот раз, когда Берла свесили вниз, он почувствовал, что машина прибавила скорости, и кто-то вцепился мертвой хваткой ему в волосы. Тот, кто придерживал его ноги, действовал предельно аккуратно. Как мастер, шлифующий последнюю деталь, он поднес Берла к точильному камню – лицом к дороге. Всего лишь на миг. На одно касание. И соскоблил идеальный кружок – лоскутик кожи – с носа Берла.
Берл орал у нее под окном: ругался и грозил, уверял в любви – прежде он никакой любви не выказывал. Талдычил снова и снова: «За что меня бьют?» – можно подумать, сам не догадывается.
Гите тоже было о чем покричать. Если бы только можно было встать под окном каждого еврея в Ройял-Хиллз и заорать во все горло: ну почему для развода ей нужно какое-то оправдание или разрешение, вообще чья-то помощь?
Когда Берл ушел, Гита передвинула стул к столу, надела свитер и отправилась к мосту. Она шла по пешеходной дорожке, смотрела на реку справа, на поток машин слева. И, как и раньше, не могла решиться. Но думала не о том, жить или умереть Берлу, а – машины или река, колеса или вода – куда ей броситься?