Потом она внезапно замолчала и задышала глубоко — я понял, что она спит. У нее вообще был дар засыпать мгновенно, как засыпают щенки: только что резвился, играл со своим хвостом — и вдруг ткнулся носом в теплое и тотчас засопел.
А я не спал и все думал. Сначала — о нашем похищении, об убитом при мне человеке: перед глазами маячила уткнувшаяся в руль неподвижная голова. Потом — о нас с Барби.
Я представил себе ее не со мною, а в объятьях мужика ее расы — могучего, жилистого, неутомимого, сравнил его с собой — немолодым, изрядно потрепанным. На кой ляд я ей? А что, если и впрямь все, что уже было между нами, а может, еще будет, дай Бог, чтобы было, куплено на Натановы деньги — с расчетом подмаслить меня, сделать уступчивым и сговорчивым должником. В чем уступчивым, на что сговорчивым? Не важно. Не об этом сейчас речь. Что, моя Барби — обыкновенная блядь, которую можно вызвать по телефону? За сотню или дороже — дела не меняет. Я в этом слабо разбираюсь, но, наверное, хорошая профессионалка может убедительно сыграть и нежность, и заботливость, и страсть. А что, ее отчаянная храбрость во время нашей переделки — это тоже игра? Любопытно, сколько берут, сколько надо платить за такую игру — со смертью…
И еще я думал о барьерах, которые нас разделяют и будут разделять всегда, — разные обычаи, традиции, культуры. Все тот же пресловутый языковой барьер: конечно, я научусь правильно называть заветное местечко, только никогда не смогу различать полутона Барбиной речи, не пойму, когда она искренна, а когда лукавит. И так и не узнаю, серьезна ли моя Барби или легкомысленна, застенчива или развратна, умна или не очень.
А может быть, так и надо — брать женщину, не зная, какая она, не пытаясь ее постичь. Может быть, достаточно (необходимо и достаточно), что ты ее хочешь, когда, кажется, нет уже никаких сил хотеть, что ты с ней моложе, чем на самом деле, что тебе с ней просто хорошо. Может, и впрямь лучше не понимать до конца друг друга из-за проклятого языкового барьера и так прожить долгие годы, оберегая друг от друга собственные маленькие тайны. Может, так и надо жениться — на иностранке?
Вот было бы шуму, если бы я привез в Москву черную жену. Вот был бы переполох в узком кругу, где я пользуюсь широкой известностью. А что, если и в самом деле взять ее в охапку и увезти?
Что ж, как справедливо сказано в том анекдоте, остается заручиться согласием английской королевы.
С этой мыслью я и уснул.