– Анри говорит, что она цыганка. Как интересно! Как она выглядит? – спросила София.
– Даже не знаю, что тебе сказать, Софи. Я еще не встречала таких, как она. Но я приглашу ее на чай, и ты сама все увидишь. – И прежде чем София успела открыть рот и заявить, что она вовсе не хочет встречаться с кем-либо, Кейтлин подошла к двери и крикнула: – Розалия! Розалия!
София приготовилась потихоньку улизнуть, но Кейтлин уже возвратилась с молодой женщиной, которая держала за руку маленькую девочку.
София ожидала увидеть перед собой одну из тех женщин, которых ей доводилось встречать, когда они направлялись на запад вместе с мужьями на плоскодонках, но стоявшая перед нею молодая особа ничуть на них не походила. Обладательница стройной фигуры и оливковой кожи, она, казалось, была соткана из ярких и даже кричащих красок. С темными, но не черными, а темно-синими глазами, опушенными длинными ресницами, густыми бровями и пышными темными локонами, затейливо обмотанными цветастым шелковым шарфом, что заставляло обратить внимание на ее длинную изящную шею и выразительный профиль, она была настоящей красавицей. На ней была украшенная вышивкой юбка и голубая блуза, на руках красовались многочисленные браслеты, пальцы были унизаны перстнями, а на лодыжках виднелись золотые проволочки с колокольчиками. Колокольчики и браслеты позвякивали на ходу.
Кейтлин представила их:
– Розалия Кьярамонте и Стефания. – Мать и дочь улыбнулись одинаково неуверенными улыбками.
– Стефания. Какое красивое имя, – сказала София.
В последующие дни мужчина дрессировал лошадей, а Розалия занималась домашними хлопотами. Она вызывала восхищение равно как у мужчин, так и у женщин. Когда она шла, или склонялась над костром, чтобы помешать варево в котелке, или относила белье на реку, все ее движения сопровождались мелодичным перезвоном и ритмичным покачиванием бедер. А для Анни и девочек Ганновер Стефания стала настоящей диковинкой. Обладая экзотической внешностью, она унаследовала от матери оливковую кожу, темные вьющиеся волосы и те же самые темно-синие глаза с длинными ресницами. Носила она коротенькое, украшенное вышивкой платьице и маленькие золотые сережки в ушах, а изъяснялась на наречии, которого никто не понимал, хотя Анри и полагал, что это какой-то испанский диалект.
Отец Розалии был намного старше дочери, с серебристой шевелюрой и дочерна загорелым лицом, на котором застыло суровое выражение. Наряд его выглядел столь же экзотично, как и у нее. Он носил мешковатые штаны, заправляя их в высокие сапоги до колен, которые некогда были ярко-красными или пурпурными, темную рубашку, шапочку с атласной кисточкой и жилет, на котором была вышита разноцветная многоголовая птица. Он показывал на птицу у себя на груди, кивал, обнажая в ослепительной улыбке крепкие белые зубы, и говорил: