– Нет, сказал же. – Я отвернулся от него.
Улыбки моего настоящего отца грели душу и заставляли улыбаться в ответ, но мой скверный характер не позволял принять ни тепло, ни улыбку. Он оставлял меня в созданной собственными руками клетке сомнений и страхов, разбиваемых в мгновения. И прямо сейчас Ганн предпринимал слабые попытки вытащить меня из этой клетки. С горящими от радости глазами он объявил:
– Моя новая песня называется «Судьбу придумали мы сами».
– Почему ты так считаешь? – Я отложил чипсы и выпрямился.
– Существуй судьба на самом деле, жизнь потеряла бы и интерес, и смысл. К чему вести игру, если знаешь все ходы и финал? Мне кажется, Бог дает нам право решать все самим. Иначе зачем все это? Мы сами создаем нашу жизнь.
«Судьбы нет, но есть мы, наши желания, возможности и стечения обстоятельств, созданные другими людьми», – сделал я вывод.
– Жаль, что ее нет. – И мне действительно было жаль. Кого же мне теперь винить в своих неудачах? Неужели снова самого себя?
– Да, я, к сожалению, лишь недавно понял это. – Ганн с тихим стоном измученного старостью деда встал с пола. – Быть может, тогда я был бы ответственнее, заранее не планируя все сваливать на судьбу.
Он сел рядом, схватил чипсы и высыпал себе в рот остатки.
– Сейчас бы колы, но она, черт возьми, закончилась, – нудил он, смахивая крошки с лица.
Его внезапное молчание навело меня на мысль, что прямо сейчас его задумчивый и непонимающий взгляд обращен ко мне. Я даже мог себе представить это и был готов поставить сто баксов на то, что он так и смотрел на меня. Я не решался завести разговор, и Ганн, как я и ожидал, сделал это за меня:
– Хочешь что-то сказать? – Он придвинулся ближе, закинув руку за спинку дивана. Это напомнило мне Колдера, наш откровенный разговор с ним, мои странные, смешанные чувства к нему, его взгляды, дыхание, голос, слова, мои прикосновения к нему, когда он был болен. Это напомнило мне все до мельчайших деталей, словно я был в смертельной опасности или при смерти, и оставались секунды, чтобы вспомнить тысячи важнейших событий в жизни.
– Да, хочу, – я согнул ноги в коленях и уперся в них подбородком.
– Принял предложение Кавилла? – В голосе Ганна, как я и ожидал, не слышалось довольства собой из-за оправданных ожиданий. Он ведь знал, что я нарушу свое слово. Поэтому и согласился на эту проклятую сделку.
Я кивнул, совсем как подросток, застенчивый, влюбленный, или даже как провинившийся первоклассник.
– И ты хочешь, чтобы я привел в исполнение свое наказание? – спросил Ганн чуть ли не у самого уха.