Она вспомнила, как Дариен пел неизвестной любви, своей даме. И в другом конце комнаты Рианна стояла, словно пораженная в сердце, ее спутник сжимал ее ладонь, словно знал, что она уже далеко.
— Дариен, — сказала Лин с печальной улыбкой. После всего произошедшего хоть это е развлекало.
Глаза Рианны расширились.
— Он…
— Конечно, нет, — отмахнулась Лин. — Мы не говорим. Мне до него далеко. Валанир Окун привел меня на почетный бал. Нет, только ваши эмоции на лице вас выдали во время его песни. И это не мог быть Марлен, — она задумалась, — надеюсь.
— Он тебе не нравится?
— Он может вас ранить, — сказала Лин. — А Дариен, надеюсь, этого не сделает. Не намеренно, но… что вы собираетесь делать? У вас есть спутник.
Рианна заерзала, смотрела на ногти, выглядя очень юно.
— Когда Дариен выиграет Серебряную ветвь, отец… позволит нам сыграть свадьбу.
Лин вжалась в кресло.
— О, — сказала она. Свадьбу? Это было… необычно. Она поняла, как жизнь поэтов изменила ее с их представлениями о скоротечной любви.
— Поэт, научивший тебя всему, — сказала Рианна. — Где он теперь?
— Ушел, — сказала Лин. — Как видите, мы не поженились. Но я не так красива, как вы.
— Я видела милое подобие тебя, — сказала Рианна. Она вдохнула и медленно выдохнула. — То, какая ты теперь… это выбор. Я видела, какой ты можешь быть, Кимбралин Амаристот.
Хорошо, что она сидела. Как-то Лин смогла сохранить голос ровным.
— Богатство может купить женщине немного красоты. И хорошо заплатить спутнику. Выбор? Тут я не соглашусь, миледи, у меня не было такого выбора, как вы подразумеваете.
И Лин увидела, что Рианна все это время держала маленькую картину, но Лин не было ее видно. Теперь Рианна развернула ее.
— Это пришло с просьбой доложить в Вассилиан, как только мы тебя увидим.
Нарисовано было три года назад, когда Лин исполнилось девятнадцать. Чтобы рассылать потенциальным спутникам. На картине она была в фиолетовом, почти черном платье, что оттеняло бледность ее кожи и подведенные глаза. Корсет обвивал ее талию, а пышные слои юбки, казалось, занимали остальную часть картины. Из окна на щеку падал свет солнца. Она вспомнила, как брат говорил художнику: «Сделай так, чтобы ее хотели, ради богов, и тебе хорошо заплатят».
Три дня она часами стояла в этом платье перед открытым окном, ей запрещали двигаться. Художник тихо ругался, пока работал, особенно, если она осмеливалась почесаться.
Лин казалось, что это было очень давно, та комната и тени на девушке, которые словно ласкали ее.
— Я давно не видела этот рисунок, — сказала она, наконец.
— Прошлой ночью я догадалась, — сказала Рианна. — Не думаю, что другие поняли.