Дариен покачал головой.
— Кошмарно, — сказал он.
Ей пришлось рассмеяться. Дариен тоже рассмеялся и изящно поднял кружку.
— У вас есть история, — сказал он. — Вы как-то связаны с Валаниром Окуном?
Она кивнула.
— Он привел нас на бал. Не знаю, почему. Но он не говорил, кто он.
Дариен смотрел на нее.
— Марлен видел, как вы с Валаниром ушли в сад, — сказал он. — Что… там было?
Может, это не должно было ее разозлить — она не доверяла инстинктам, зная их происхождение. Она сказала:
— Надеюсь, ты не поэтому хотел со мной поговорить.
— Нет, — сказал Дариен. — Мне было скучно.
Она резко выдохнула, выпуская гнев с дыханием.
— Ничего не было, — сказала она. — Мы просто поговорили. Я поняла, кто он, перед его выступлением.
— И теперь он за решеткой, — Дариен тряхнул головой.
Лампы потускнели, тени стали темнее. Скоро будет рассвет, и они с Дариеном разойдутся и больше не заговорят. Лин вдруг ощутила сотни, тысячи таких ночей: одинаковые двери открываются в длинном коридоре снова и снова, старые гостиницы и пьяные песни, люди, встреченные в пути, пропадающие к рассвету. Так будет до конца, или пока она сама не покончит с агонией долгого пути.
Она сжала кулаки на столе.
— Он в тюрьме, может, его даже пытают. А мы… пьем.
Дариен пожал плечами.
— Что еще мы можем сделать?
Лин встала.
— Я расскажу, — она склонилась. — Я найду настоящую. Или попробую.
— Ты о чем?
— Серебряная Ветвь. Путь. Как Эдриен Летрелл.
Дариен лишился слов. Он покачал головой.
— Я тебя точно споил.
Лин выпрямилась и посмотрела на него с высоты, какую позволяли поза и потертые сапоги.
— Это было в песне Валанира, — сказала она. — Что все мы забыли истинную цель.
— Ты даже не поэт, — отметил Дариен.
На это ответа не было. Лин повернулась уходить.
— Там темно, — сказал Дариен без необходимости. — Я тебя провожу.
Он слышал ее пение, а теперь сказал, что она не поэт. Она не слушала его, вышла за дверь в ночь.
Улицы были тихими в этот час. Бумажные фонари висели меж деревьев в ожидании праздника, когда их зажгут.
Лин держалась за нож, но фигура в переулке была быстрее. Она не успела двинуться, а рука, как сталь, прижала ее руки к бокам.
И у ее уха раздался выдох, а потом голос:
— Я тебя искал.
ГЛАВА 8
Огромная луна висела белым на небе, над морем фонарей на деревьях и потемневшими витринами: красными, желтыми, синими и зелеными. Ночь пахла жасмином, звучали смех и музыка, становясь все громче, пока они приближались, держась за руки. Пляшущий свет указывал на огонь. Она не знала, сжал ли он крепче ее руку, потому что смех тоже тревожил его. Они росли похожими, он мог тоже никогда еще этого не делать.