Дариен огляделся в ошеломлении. Он не помнил, чтобы уходил от кахишианца, он точно не ложился на улице. Но его инструмент был на месте, а кошелек, впивавшийся в спину, остался тяжелым.
Уже был день, и он мог понять, где он: в тупике старого района. Он узнал неподалеку арку таверны кахишианца. Теперь он увидел, что арка в стене под большим зданием. Двойные двери закрывали арку, стальные крепежи были в ржавчине.
Дариен постучал в дверь. Лишь тишина. Он схватил дверь и дернул ручку. Скрип металла о металл заставил его стиснуть зубы. Пыль полетела в лицо. Дверь открывалась в одну сторону и была заперта изнутри ржавой цепочкой. Комната внутри была темной. Свет солнца падал на груды тряпок и сломанную мебель. Гобелены и столы, что помнил Дариен, пропали. Большая паутина была меж разбитых ножек перевернутого стула.
Дариен отпрянул, и двери гулко закрылись. Он еще час искал проход среди улиц, но не мог найти дверь, в которую вошел ночью. Это не был сон: его рукав был с темно-коричневым пятном, и запах был узнаваем.
Он кое-что вспомнил. Он вернулся к двери. Над аркой была вывеска с иностранными буквами, явно язык Кахиши. Вывеска еще была там, он узнал ее прямоугольную форму. Но теперь на гладком камне были лишь следы давно увядших букв.
Уничтожь его.
Дариен поежился даже в свете дня и тепле просыпающегося мира.
* * *
Когда он пришел к Марилле тем утром, он ненавидел себя за слабость и прочие причины. Он поклялся ночью перед этим, что никогда больше ее не увидит, но пришел сюда через пару часов. Марилла была подлой, но знала его. Она знала его лучше, чем Дариен. Если бы Дариен знал его лучше, то не был бы его другом.
Она была когда-то служанкой леди, а потом — проституткой. Он понимал, что привлекала в ней способность изображать манеры и грацию леди для тех, кто хотел быть в постели со знатью. Это было иронично, Марлен хотел ее за хищность. За то, как она его ранила без стыда. И, конечно, за ее реакцию, когда он ранил ее в ответ. Он не собирался рассказывать ей о своих планах, ведь проститутка не должна была занимать место в его делах, хоть она не брала с него деньги за ночи вместе. Но вчера он увидел, как она стоит у разбитого зеркала над рукомойником, пока на ее шее был поводок, и это заставило его передумать. Он даже не мог понять, почему.
Утром она была полна энергии. Это поражало его: у него так болела голова, что он сомневался, сможет ли петь сегодня.
— Сядь, — сказала она. — Я помассирую тебе голову.
— Ты? — сказал Марлен. — Это не уловка, чтобы открыть мою шею?
Марилла рассмеялась и толкнула его на стул. Она была удивительно сильной.