— Отправить моих лошадей к армии в Кольберг.
Теперь очередь была за лейб-гвардией, которая только того и желала, как бы поскорей пролить свою кровь за петербургской околицей.
Ползли тучи.
Император, подобно трагическому актеру, поднял руку над головой.
Тогда выпалили пушки и грянули четыре хора полевой музыки, давая сигнал «зачинать фейерверк».
Проходя по набережной Большой Невы, пьяный гвардейский сержант Алексей Орлов сказал пьяным измайловцам, окружавшим его:
— Эк, какие громогласные шумы! А чего, братцы, празднует царь, этого я никак в ум не возьму, не то с Пруссией мир, не то новую войну с Датским королевством.
Пьяные измайловцы стали въявь ругаться среди людской тесноты.
Преображенский гренадер в шапке с брусничным верхом по цвету воротника, носа и щек, торчащих буграми, пригрозил кулаком растреллиевскому дворцу.
В эту минуту был зажжен ящик с тысячью ракет.
Огни образовали радугу, как небесный знак Союза, Дружества и Примирения.
Вслед за тем на воздух было брошено множество лусткугелей с блистающими звездочками.
Алексей Орлов, потирая рубец, пересекавший тяжелую скулу, сказал некстати:
— А нам подыхать за какой-то Шлезвиг, бесову землю.
Разноцветные огни образовали остров, изрезанный двенадцатью пальмовыми аллеями и огражденный прекрасными перилами и мраморными столбами, на которых лежали трофеи или знаки побед и высился сосуд с масличной ветвью. На сосуде была латинская, из Виргиния, надпись.
— Э-э-эх, — вздохнул Преображенский гренадер, — кабы нам да в этом огороде цветки помять со своими бабами.
— А вот тебе, дурню, и бабы, — сказал Орлов.
Из одной пальмовой аллеи явилась к сосуду фейерверкная Россия, а из другой фейерверкная Пруссия в королевской мантии. Подав друг другу правые руки, левыми они стали поливать масличную ветвь, пока та не превратилась в красивое дерево, шумящее огненными листьями и плодами.
— Глупостями нас тешат, — сказал Орлов, — чтоб с охотою лейб-гвардия на датский штык лезла. Ан, не дурни!
Преображенский гренадер, ворочая буграми щек, опять показал кулак растреллиевскому дворцу.
Пьяные измайловцы опять въявь ругали императора среди людской тесноты.
На огненном острове, как по мановению ока, вырос огненный храм Мира, украшенный статуями. Пришла богиня. На голове у нее был венок, в левой руке масличная ветвь, а под пазухой рог изобилия. Огненные реки приводили в движение крылья и колеса, рассыпающие звезды. Богиня соединила лентами голубого и померанцевого цвета вензеловые имена Петра и Фридриха. Били высокими струями огненные фонтаны.
Измайловцы разинули рты, Преображенский гренадер ворочал буграми щек. Рядом с храмом Мира вырос замок Непоколебимого Спокойствия, на крыше его сидела Минерва, подле нее — Благополучие.