Орлов успокоил:
— Алешка, небось, стерегет-то. От него не больно брызнешь! — и опять потянулся в плечах и выгнул спину, имеющую скорее лопаты, чем лопатки. — Да еще Барятинский там, да Потемкин-циклоп, поди брызни от них!
— Что и говорить, сам не побежит, другое дело, если какой полк приедет в помощь да эскадроны.
— Это так, — согласился Орлов, — нынче время бурливое.
И, придвинув к себе шкатулку, что стояла на небольшом круглом столике, стал рыться в ней.
— Что ищешь? — спросила Екатерина.
— Да цидулу из Ропши, от урода нашего. Ту, стало, цидулу, что как бы шутом и буфоном писана. Что-то посмеяться охота. Вот она, вот! Сделай милость, матушка, огласи уродовым голосом.
Это письмо было уже читано раз двадцать, и всегда Григорий Орлов надседался от смеха.
— Ну, давай, — сказала Екатерина.
И стала читать:
— «Сударыня, я прошу ваше величество быть уверенной во мне и не отказать снять караулы от второй комнаты, так как комната, в которой я нахожусь, так мала, что я едва могу в ней двигаться. И так как вам известно, что я всегда хожу по комнате…»
В этом месте почему-то Григория Орлова начинало трясти от смеха.
Екатерина повторила:
— «И так как вам известно, что я всегда хожу по комнате, и то от этого распухнут у меня ноги…»
— Ну? ну? — не терпелось смешливому человеку.
— «Еще вас прошу, — Екатерина пыталась подражать голосом Петру, — не приказывать, чтобы офицеры находились в той же комнате со мной, когда я имею естественные надобности — это невозможно для меня…»
От безудержного веселия слезы посыпались градом из голубых глаз Орлова.
Дав ему вдосталь насмеяться, Екатерина сказала:
— А то письмо, где бывший император просит отпустить его в чужие края, верно, чтоб искать защиты у Фридриха, — не так уж потешно.
Орлов вдруг озлился:
— В Шлиссельбург его, урода! Завтра же наутрие и везти. Вот что! И садить там в какой ни есть каземат. А коли стены не так белены будут да мебели не французские, так в черепья, небось, не рассыпется. Урод проклятый!
Екатерина сказала задумчиво:
— Шлиссельбург, как помнится, тоже не на краю земли. До Петербурга рукой протянуть. И караулы держат не ангелы неподкупные.
И вздохнула глубоко:
— А если дальше услать, за Архангельск или в Сибирь, это и того неспокойней.
Орлов грубо снял ее пальцы со своей волосатой ноги:
— Вот навязался тоже урод на голову нашу!
Екатерина подняла спокойные глаза:
— Здоровья он не очень крепкого, чуть не всякий день спазмы в груди да колика геморроидальная.
И, несколько помолчав, заключила:
— Может, и позовет скоро Господь к себе.
Орлов, переведя дух, сказал: