Кавалеры и дамы пудрились перед зеркалом, держа на коленях серебряную лоханку, куда сыпалась пудра.
Прекрасные московские храмы поставлены «на костях казненных и убиенных и на крови».
Бароны Строгановы плакались перед сердобольным сенатом на великие убытки от соляных промыслов и клянчили «обнадежить милостивым награждением».
«Воры! Воры! Воры!»
Государыня, сильно потея во время танцевания, трижды переодевалась за бал.
За Москвою-рекою солдаты ночью вломились в дом купца Петрова, жену его и племянницу били смертно, кололи шпагою и пожитки грабили.
Генерал-прокурор с утра ездил по городу, а после делал извещение сенату: «Улавок множайшее число крестьян и прочей подлости, а когда продираются в лавки, то соли уже нет и это который день, а солдаты имеют умелость продираться вперед черного народа для захватки соли; первые скупщики солдаты; по всей Москве торгуют и в главную голову лейб-гвардия; берут с подлых людей знатно лишнюю цену».
На низких крышах лежал темный ноздрястый снег.
В церквах, в исполнение указа о «Безмолвии», штрафы с разглагольствующих во время службы собирали отставные офицеры и солдаты.
В Ефиопии, говорит Аристотель, государственная власть разделяется между гражданами по их росту или по красоте.
«Где ж слыхано, чтоб хозяйствовал в храме Божьем солдат?» — вздыхал поп с Вшивоедской улицы, Яузской части.
Сенат постановил, что полицмейстерская канцелярия в разбойных делах поступала слабо и неосмотрительно; надо б в полки гвардии и в Военную коллегию сообщить с требованием, чтоб всех драгун и солдат осмотреть, не явится ли чего из покраденных пожитков, и все ли в ночь были на квартирах неотлучно.
Российские послы у дворов Версальского, Саксонского и Королевы Венгерской к всеподаннейшим своим реляциям прикладывали описательные списки самых модных товаров с ценою на них.
Елисавета Петровна, прежде чем подписать бумагу государственной важности, клала ее под изображение плащаницы, ожидая без торопления совета свыше.
В кружалах, где вино подавали в мелкую чарку, и в маркитантских избах, и у рынков, и у торговых мест, где скудные люди хлебали щи, только и слышалось: «Воры, воры, воры».
В иностранной коллегии у вице-канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина случались нервические припадки, когда политическая бумага по месяцу и долее не являлась от государыни.
— Слезами, матка, не умоешься, — строго сказал вдове Петуховой сын ее, явившийся с солью в карманах.