Он только взглянул на монахов, и те заспешили к двери. Особенно тяжело было полуголому, оставшемуся без рясы. А Денис смиренно склонил голову перёд иеромонахом и перекрестился:
— Мой грех. Прости их, святой отец.
Иеромонах сдержался, как и подобает пастырю, привычным жестом благословил его, пробормотав: «Бог простит, бог простит», — и сунул ему в нос волосатую руку для поцелуя.
В горнице Кутузова на полу была разложена карта, по углам ее стояли шандалы с оплывшими свечами, бросая тусклый, неровный свет. Кутузов, сидевший в кресле, сосредоточенно склонился над ней, а позади него было темно, лишь в дальнем углу еле мерцала лампадка у большой иконы.
В дверях бесшумно появился монах, подлил масло в лампадку.
— Ваша светлость, выслушайте меня, — негромко сказал монах голосом Дениса.
Кутузов поднял голову.
— Ты?.. Хе, а ведь я знал, что ты объявишься! Багратион мне все уши прожужжал. — Вздохнул, покачав головой: — Думаешь, меня самого не грызет… Да ведь одно слово «партизан» вызывает в Петербурге ужас! (Понизив голос.) Пугачевщина. Или не понимаешь? А я перед государем-императором в ответе!
Денис молчал.
— Врешь, понимаешь! Ты лгун!
— Да ведь лишить Бонапарта тылов… — начал было Денис.
— Умен больно! — Кутузов насупился. — Вот еще басенку когда-то сочинил…
— Какую басенку?..
Кутузов сокрушенно крякнув, прочитал шепотом:
Как ты имеешь право управлять.
Так мы имеем право спотыкаться.
И можем иногда, споткнувшись, — как же быть?
Твое величество о камень расшибить…
— Кто написал? — вдруг выкрикнул он.
— Помилуйте, — растерялся Денис, — да кто же это нынче помнит?
— Кое-где помнят, — Кутузов потер лоб. — А я вот сплю плохо. Не знаешь ли средства?
— Бобковой мазью ноги на ночь натирать. И медку тепленького с водичкой. Оч-чень!
Кутузов не ответил, блуждая по карте глазом и прикидывая что-то в уме, потом искоса посмотрел на Дениса:
— Ты рясу-то сними, бесстыдник… Эх, была не была, дам я тебе для начала…
— Тысячу сабель! — рубанул Денис, но, увидев глаз старика, сразу отступил: — Пятьсот.
— Пятьдесят.
— Ваша светлость… — Денис присел на краешек кресла.
— Ладно, сотню возьми. Да ты что — торгуешься, как на базаре. Или татарская кровь взыграла?
— Татарская кровь имеется, но русской намного более будет. Нет уж, нет, сами посудите, мы эдак весь наш с вами план загубим…
— Для начала говорю, — сердито буркнул Кутузов. — Расселся, гляжу! Ты, паршивец, еще и вонючую трубку запали!
— Не осмелюсь.
— И на том спасибо. Батальон не получишь, ясно? Но за то сам отберешь людей. И не спорь.
— Да разве ж это дело, Михайло Илларионович? — В задумчивости Денис расположился в креслах напротив Кутузова и, весь в умственных расчетах, стал раскуривать трубку. — Мне не одним отрядом действовать надобно. — Посмотрел на Кутузова: — Может, казачки найдутся, ваша светлость?