«Линдстремъ и сыновья» когда-то являлся простой галантерейной лавкой, основными клиентами которой были жены приказчиков да шившие на дому портнихи. Но время шло, и один из внуков первого Линдстрема, прибывшего в Петербург из Гамбурга в блистательный век Екатерины Великой, решил, что ему тесно в рамках дедовского предприятия. Дом, в одном из крыльев которого ютилась их лавка, был полностью перестроен. Вместо угрюмых стен с подслеповатыми окошками появились широкие зеркальные витрины. Узкие проходы между прилавками сменили широкие залы, ничуть не менее помпезные, нежели в каком-нибудь дворце. А вместо деревянных болванов теперь стояли самые настоящие манекены, одетые с такой изысканностью, что, говорят, какой-то горячий черноусый господин, приехавший откуда-то с юга Империи, едва не посватался к одному из них, а когда ему стали объяснять, что это всего лишь чучело, не верил и грозился украсть.
В общем, можно было, не кривя душой, сказать, что галантерейный магазин «Линдстремъ и сыновья» был ничуть не хуже парижских. Поэтому не удивительно, что популярная модистка госпожа Гедвига Берг именно здесь покупала потребные для работы материалы.
Обычно она приходила одна, но на сей раз с ней пришла подруга. Последняя, впрочем, почти не интересовалась покупками своей спутницы и вообще довольно сильно отличалась внешним видом от модистки. Одетая скромно, чтобы не сказать бедно, и почти без украшений она тем не менее держалась с таким достоинством, что всякому было понятно, что перед ним барышня из высшего общества.
– Мадемуазель Берг! – радушно улыбаясь, воскликнул Порфирий Иванович Стеклов – довольно изящный брюнет лет двадцати восьми, одетый безукоризненно, но с тем дешевым шиком, который и отличает приказчиков от владельцев заведений. – Вы у нас так давно не были, что я уж думал – вы про нас забыли.
– Неправда ваша, – с лучезарной улыбкой парировала модистка. – Я была у вас на прошлой неделе и брала аграманту, шесть аршин джерси[28] и бумажных кружев.
– Разве?
– Да-с. Просто вы были заняты той пышной дамой, как ее – мадам Поповой, а меня обслуживал мальчик[29].
– Какая досада, – развел руками приказчик. – Но теперь я свободен и готов служить только вам. Чего изволите?
– Сегодня мне надобно атласу, аршин пять, не меньше.
– С муаром?
– Ну разумеется. И еще кружев, но только не бумажных, а шелковых и еще плюмажу. Только самого лучшего!
– Как можно, сударыня, – оскорбился жрец Гермеса[30]. – У нас все – самое лучшее.
– Вот и хорошо. А это что? Ирина, посмотри, какие милые бонбошки!