Констебль Харриуинкл застыл с отвисшей челюстью, рука его остановилась, наколотая на вилку клецка замерла на полпути ко рту. Глаза констебля выпучились.
– Что ты сказала, мать? – грозно спросил он.
– Миссис Уэллингз – из свидетелей Эммануила. Сегодня утром она говорила мне, будто Торнбуш упомянул об этом прошлым вечером на их молитвенном собрании.
Констебль отшвырнул нож и вилку, схватил свой шлем и, застегивая на ходу ремень, выбежал на улицу.
– Эй, Сэм, Сэм! А как же пудинг с патокой? – заголосила жена ему вдогонку, но муж уже скрылся из виду.
Уолтер Торнбуш обедал бутербродами на перевернутом ящике в своей колесной мастерской, когда туда ворвался Харриуинкл. Волосы Уолтера были густо покрыты древесной пылью, а одежда опилками. Выглядел он так, будто нарочно вывалялся в побочных продуктах своего ремесла.
– Слушай, Торнбуш, – начал Харриуинкл. – С чего это ты во время службы благодаришь Господа: мол, он избавил тебя от дачи показаний в суде? От каких таких показаний? Я требую ответа.
Торнбуш задумчиво прожевал кусок, прочистил горло и нагло посмотрел в лицо констеблю.
– Обвиняемого арестовали, и не твое это дело, Сэм Харриуинкл, устраивать мне допрос с пристрастием. По Промыслу Божию не пришлось мне совершить ужасное деяние – свидетельствовать против ближнего своего. За это я возносил благодарственные молитвы Создателю вчера вечером на собрании. И недаром. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь»[104].
– Довольно, Уолтер Торнбуш. Прошу тебя, давай обойдемся без Святого Писания. Мне нужны факты, и я их получу. А теперь выкладывай, что ты скрыл от правосудия и почему, когда я приходил сюда, не рассказал мне все без утайки, как положено.
– Не хотел запачкать руки кровью ближнего своего. Это против моих принципов, Сэм Харриуинкл.
– Или ты мне немедленно выкладываешь все как на духу, или я буду считать тебя соучастником преступления, который скрыл от следствия жизненно важную информацию и препятствовал полиции исполнять свой долг. Я позабочусь, чтобы тебя доставили в суд и привели к присяге как враждебно настроенного свидетеля.
Когда на голову Торнбуша обрушился град обвинений в самых тяжких преступлениях, проповедник дрогнул. Он едва не свалился с ящика, не сразу пришел в себя и даже на время потерял дар речи.
– Как враждебно настроенного свидетеля? – переспросил он. – Но свидетель Эммануила не может быть настроен враждебно.
– Еще как может, и правосудие задаст тебе жару.
– Ну, коли так, я, пожалуй, расскажу. Человека-то все равно арестовали. Мои слова ничего уже не изменят. Я видел, как Лорример шел через поле позади кузницы примерно в то время, когда убили мисс Тидер. И видел, как он возвращался. Лорример пробирался крадучись: думал, я его не замечу. Я стоял в тени возле своей мастерской и незаметно наблюдал.