– Ну, бл**ь, я в прошлый раз так сделал. Двое, кто меня сюда привели, просто сказали ждать и ушли, будто боялись чего. И я ждал. Несколько часов, да. Когда почувствовал, что Звон уже близко – собрался уходить. И тут он пришёл и провёл меня внутрь.
– Кто?
– Да серафим, бл*.
Хорь, погрузившись в воспоминания (БОЛЕЗНЕННЫЕ, ДААА), впал в какое-то дремотное оцепенение, слегка закатил глаза и, раскачиваясь, невнятно сквозь зубы материл серафимов, не оправдавших его надежд на месть. В общем, стал ещё больше похож на психа, чем обычно. Я даже не был уверен, правду ли он говорит, существуют ли эти самые серафимы (НЕ СОМНЕВАЙСЯ), или меняла просто помешался после гибели семьи. Но, это был хоть какой-то шанс. Я выругался, отхлебнул мутной воды из фляги и уселся прямо на тротуар, устало облокотившись спиной о ржавый фонарный столб и стараясь не обращать внимания на тошнотворное колыхание морока за оградой. Голова гудела, мешок, даже порядком исхудавший, бессовестно натёр плечи, и я с удовольствием сбросил его на землю. После схватки с Расколотым я чувствовал себя совершенно обессиленным и разбитым,даже больше, чем обычно. Глаза слипались и, убаюканный сумасшедшими шёпотами Хоря, я сам не заметил, как задремал.
…И проснулся от ощутимого тычка в рёбра. С трудом выдрав сознание из заполненного ужасами сна, собирался уже высказать Хорю, всё, что о нём думаю, но, открыв глаза, опять замер, чувствуя себя птичкой перед удавом. Звонарь, скрестив тощие ноги, опирался о забор и поигрывал тростью, которой только что, видимо, ткнул меня в грудь. Сейчас, до Звона, на улице, освещённой парой фонарей, он даже не выглядел страшным. Просто тощий псих в странном костюме, мало ли таких в городе (ОЧЕНЬ, ХА). Но от него исходил всё тот же давящий ужас, от которого мышцы сводило судорогами и хотелось кричать. Да только крик тоже боялся и сидел в горле тихо-тихо.
– Ну привет, радость моя! – Звонарь скрестил на груди руки и подбоченился. Казалось, даже зловещий красный свет луны, его сторонился, вокруг долговязой фигуры клубились тени. Не Тени, а просто тени. Но я чувствовал за ними те же боль и отчаяние, что ощутил в следе (ПРИЗРАКЕ?) Хряка. Что-то мерзкое, поселившееся в промежутках между мыслями в моей голове, довольно оскалилось и потянулось к этому коктейлю страдания(ХОЧУУУУ).
– Всё ещё, ххах, не рад меня видеть? Ну вооот, – он обиженно отвернулся. – А я-то думал, мы подружились.
– Нетнетнетнет! – резко повернувшись, он тростью хлестнул меня по руке, которой я потянулся к Хорю. Тот лежал на тротуаре, продолжая спать, и пускал на камни слюни. Закрытые глаза, испарина на лбу и дрожь. Иногда он тихо всхлипывал и тянул руки к кому-то невидимому. – У него свидание с семьёй, будь снисходителен, а? К тому же его горе – такой редкостный деликатес! Попробуй, давай, ты ведь теперь умеешь! – и он вперил в моё лицо свои жутко тлеющие буркала.