В глазах потемнело. Я попытался сопротивляться, но моя тьма была слишком слаба и её, холодно и спокойно разрезали на маленькие, неопасные кусочки, мгновенно забившиеся в щели сознания.
– Посмотрим, что ты за зверёк такой… Кот, да? – слышал я сверху тёмного колодца, в который погружался всё глубже.
– Хм, интересно.
…не безнадёжен.
Возможно…
Да… …рошо.
Зови меня Баута.
И темнота.
…Лиса. Мой Лисёнок. Ноги еле достают до каменного пола кончиками пальцев. Я чувствую, как железные браслеты терзают, грызут тупой болью нежные запястья, пуская по алебастровой коже голодные, кровавые слюни. Я кричу ей прямо в ухо, но она не слышит меня, здесь не слышит. У меня нет здесь ни голоса, ни силы, слишком много света в этом тёмном, сыром подземелье. Могу только наблюдать, хотя старшему (ХОЗЯИНУ) не доступно и это, чем глубже ты во тьме, тем слабее на свету. Люди. Звери на двух ногах, закутанные в белые хламиды. Они приходят два раза за цикл. Первый раз окатывают мою девочку ледяной водой, чтобы она очнулась и кормят. Почти насильно. Потом, через несколько часов, появляется вторая группа. Всегда во главе с огромным бородатым мужчиной, который кажется смутно знакомым. Циклы бегут, будто кто-то ускорил время в десяток раз. Сначала мужчина (ЯКОВ! СУКА!) только говорит. Проповедует, проникновенно и с жаром. Но моя девочка молодец, она не из тех, кто поддастся на красивые слова и забудет о причинённом зле (О МЕСТИ!). Первый раз она плюёт в это самодовольное рыло. Яков никак не реагирует. Он заканчивает проповедь и уходит, забирая единственный фонарь и оставляя Лису в темноте, раз за разом.
Потом настало время «интенсивного» убеждения. Если бы я был там во плоти, милая моя, драгоценная, я бы нарисовал для тебя на стенах прекрасные картины кровью этих сволочей. Я заставил бы их ползать на коленях, вымаливать прощение, пока я вытягиваю (ВЫГРЫЗАЮ!) из них жилу за жилой. Но я могу только смотреть. И беззвучно кричать вместе с тобой, пытаясь хоть как-то разделить эту боль.
Они начали с ногтей на правой ножке, которую я так любил целовать, наслаждаясь тем, как ты вздрагиваешь. Ржавые щипцы оставили на их месте розы кровавых ран, пока ты кричала и билась, рассекая запястья о кандалы. И ушли. Молча. Оставив нас плакать в темноте от боли, отчаяния и бессилия. Как в калейдоскопе кошмарных снов я раз за разом наблюдал эти зверства: рассечённая кнутом спина, ожоги на животе от железного прута, упавший на пол мизинец.
Отчаяние и ненависть достигли пика и вырвали меня из этого кошмарного видения в тот момент, когда игла с продетой в неё грубой нитью начала прошивать твоё левое веко…