Мне пришлось схватиться за стойку, чтобы не упасть. Баута продолжал выжидающе смотреть на меня, только кружка скрывалась в раструбе маски, чтобы появиться обратно уже ополовиненной.
– Я… В последнее время я чую чужие эмоции. Гнев, страх… И живых, но особенно тех, кто умирает. И они, словно продолжают существовать во мне. Кричать во мне. От этого что-то внутри меня просыпается. Что-то тёмное, но с помощью этого я могу делать необычные вещи. – я поднёс к лицу ладонь с чёрными, отросшими ногтями, и пальцы, сами собой, скорчились, будто когти. – Необычные и страшные. Видеть что-то. В Звоне я слышу почти музыку и она зовёт меня, манит куда-то. К каким-то тайнам. И ответам на них…
Я словно задремал, но Серафим хлопнул ладонью по стойке и этот приземлённый звук позволил мне встряхнуться.
– Ладно, суть ты уловил. Эмоции. Мысли. Желания. Души, если хочешь. Такие, как ты, как я когда-то, как Расколотые, мы можем улавливать чужие эмоции и преобразовывать их в энергию, изменяя мир вокруг нас. Чудовища, и ты, да, всегда идут по простому пути. Боль, ужас, отчаяние. Они жрут его, поглощают саму суть человека и это питает их. Мы, Серафимы, тоже так можем. Но стараемся действовать по-другому. Счастье тоже может быть источником силы, хотя…
Баута опустил голову, будто на его плечи рухнула неимоверная тяжесть и продолжил, прерывисто, будто у него ком встал в горле:
– Помни, что всё – ложь. Источник, питающий тебя не важен, радость это или ужас, подоплёка всегда одинаково отвратительна. И единственно значимым остаётся, как ты эту силу используешь…
– Подоплёка?
– Ты сам всё увидишь, когда мы отправимся в путь. Пока же, спроси о чём-нибудь другом.
– Хорошо. – Вопросы роились в голове роем пчёл, такие же многочисленные и зудящие. – Даже не знаю, с чего начать. Серафимы? Чудовища? Звонарь? Озарённые? Что со мной творится и как с этим бороться? И да, ты так и не ответил, что с этими людьми не так.
– Это – не люди. Больше нет, по крайней мере. Считай их неопасным аналогом Теней Города. Расколотые и Серафимы? Мы – суть одно и то же. Изначально, люди с редким даром, но пошедшие разными путями. Да, не удивляйся, – я поперхнулся следующим глотком. – Каждый Расколотый когда-то был человеком, вроде тебя. Но, подобно тебе, они поддались голоду и это извратило их. Теперь они все – ручные чудовища Звонаря. Он у них, вроде как на вершине пищевой цепи. А сам Звонарь… Скажи, Кот, ты помнишь что-нибудь о жизни до Города?
– Нет. – в голове что-то крутилось, какие-то картины, но слишком размытые, чтобы рассмотреть что-то определённое. – Я знаю, что мне нравится, а что вызывает отвращение. У меня есть какие-то привычки, о происхождении которых я ничего не помню. Я знаю названия и предназначения некоторых вещей, которые вижу, казалось бы впервые. И это всё.