Иногда я встречался взглядом с Отумом.
(может, сегодня он хоть что-то прояснит?)
Отум был настроен на меня, как я на него, был рядом здесь и сейчас, тогда как Миико витал в облаках и не хотел возвращаться ко мне на землю. Как все перевернулось – мой враг становился все ближе, но моего друга я едва ли мог назвать другом.
Будь я умнее, я бы бежал прочь отсюда.
Конечно, это Миико пожаловался, что устал. Вернее, уведомил нас безразличным тоном. Солнце висело высоко, полдень, но Отум молча свернул к деревьям и сел на траву.
Хорошо, что Миико сдался первым. Я уже понимал, что Миико для Отума немногим важнее пустоты, но Отум относился к нему снисходительно, в то время как от меня только и ждал проявлений слабости, чтобы наброситься с язвительными комментариями. Вечное стремление Отума пинать меня необъяснимо, так же как и мое терпение по отношению к Отуму.
Я свалился под деревьями, а минутой позже свалился бы где угодно. Ноги отказывались нести меня дальше. Да что такое? Никогда в жизни не чувствовал себя настолько отвратно.
Отум выудил из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его, всматриваясь в нарисованные на нем каракули.
– Там дальше должны быть дома.
– Дома? – удивился я. – Здесь кто-то живет?
– Пытались. Дома давно заброшены.
По угасшей во мне искре надежды я понял, что хотел бы наконец добраться до людей. Странно. Жизнь в Рарехе приучила меня видеть в людях главным образом источник потенциальных неприятностей.
– Когда дойдем до домов, можете расслабиться. Там я заберу то, что мне нужно, и идем обратно.
Заберешь что? Я посмотрел на Миико. Тот лежал спиной к нам, свернувшись в плотный клубок. Об обеде никто не вспоминал. У них тоже подступала тошнота к горлу при одной мысли о еде? В моей голове настойчиво звенела мысль, что я отравился водой. Может вода в озере быть ядовитой? Если нет, то что отравляет меня? Мне плохо, и это не просто усталость. Я вытянул руки – пальцы дрожат, ногти посинели.
Если подумать, то и у Отума вид неважнецкий, но он так держится, что не поймешь, притворяется он или действительно не замечает перемен в своем состоянии.
– Где же это гребаное мертвое дерево, – пробормотал Отум. – Либо мы его прошли и не заметили, либо вообще идем не туда. Тропа заросла, иногда и не поймешь, есть она, нет ее.
Я посмотрел на листок, лежащий на бедре Отума. Бумага потертая и грязноватая, но качественная. Линии, проведенные синим карандашом. Наш путь отмечен жирной уверенной чертой. Дома грудой впереди. Чуть пониже от них дерево, похожее на маленький веник – художественные таланты Отума оставляли желать лучшего. За домами маленький квадратик, пересеченный крестиком, к которому Отум пойдет один. Еще выше бледно-красные буквы, напечатанные типографской краской. Я присмотрелся – Л.Т. Этот лист был вырван из дорогого блокнота, возможно, даже сделанного на заказ. Тогда буквы – это инициалы владельца. На всякий случай я запомнил их.