Отум коротко и мрачно взглянул на нас.
– Ему страшно, – беззвучно объяснил я Отуму.
Отум прочел мое сообщение по губам и кивнул. Он ничего не сказал, но его глаза спросили: «Он ничего не рассказал?» И я покачал головой: «Нет».
Мы развели костер, двигаясь заторможенно, как в замедленной съемке, и нагрели воды. Кофе, банку с которым я опрокинул, оставался чуть на донышке, и мы отдали его Миико, а сами для согрева пили просто горячую воду.
– Отум, дай мне карту, – попросил я.
Он недовольно посмотрел на меня.
– Зачем тебе?
– Дай.
Отум полез в рюкзак. Нашел карту, смятую, влажную, уже побелевшую и рвущуюся на сгибах. Я осторожно развернул ее на коленях. 132-е шоссе. Оно протянулось поперек Долины и далее, после перекрытого туннеля, резко изгибалось. Почти параллельно ему шло 136-е, далее соединяемое со 138-м. Расстояние от Долины до нашего города на карте не превышало ширины ногтя на моем мизинце.
– Что ты смотришь? – спросил Отум.
– Ищу другие города поблизости, – ответил я.
Но других близкорасположенных к Долине городов не было. Только наш – гнилое яблоко.
Некоторое время я пытался убедить Отума отказаться от его плана и как можно быстрее двинуть из Долины, но все мои доводы отскакивали, как мячик от кирпичной стены. Голос Отума звучал отчужденно, мысли его витали далеко, отчего произошедшее между нами ночью начинало казаться очередным сном. Впрочем, я уже не был уверен, где проходит граница между сном и явью.
– Всего-то пара часов, – сказал Отум, прежде чем удалиться быстрым шагом.
«Ха. За пару часов многое может случиться», – подумал я, опускаясь на траву.
Я вспомнил свое последнее сновидение дома в Рарехе, прерванное перешептываниями Миико и Отума под моими окнами: тихий детский голос, произносящий слова, которые по пробуждению я не смог вспомнить. Возможно, так начинался новый рассказ – они часто приходят ко мне во сне. Мне никогда не написать его – Долина забрала его себе, как и множество прочих моих мыслей. Столько воды утекло с тех пор, как я ночевал в постели… физический комфорт остался в прошлой жизни, где у меня был какой-никакой дом, какая-то женщина, называемая моей матерью, и мою голову занимали тысячи вещей, до которых теперь мне не было никакого дела.
Я коченел от поднимающегося из земли холода, но холод уже не мешал мне, став чем-то настолько привычным, что тепло перестало быть необходимым. По серой ряби неба, похожей на телевизионные помехи, тяжело ползли фиолетовые тучи. Даже в их движении мне виделось утомление. Какая же слабость… Мое вчерашнее изнеможение сегодня сошло бы за относительно нормальное состояние. Сейчас же я чувствовал, что мое тело разрушается – крошится на все меньшие части, превращаясь в серый порошок. Даже не верилось, что Отуму еще хватает сил куда-то тащиться…