– Почему ты так уверен, что это было сделано обдуманно? Может, это всего-навсего невольная ошибка?
– Ошибка? Невольная?! – взревел старый изобретатель, решительно отвергая подобное предположение. – Это, мой мальчик, самая удобная и глупая лазейка для тех, кому лень хоть немного пошевелить мозгами.
Его сын был слишком изнурен, чтобы спорить с отцом. Доктор Заслански задерживался не менее, чем еще на час, и поскольку Хиларио уже проснулся, Яари попросил Кинзи сменить простыни и постелить ему в его бывшей детской комнате. Легкий отдых, передышка на час, не более. Филиппинцы с энтузиазмом бросились выполнять просьбу.
– Вы очень устали, мистер Амоц, – сочувственно ворчали они. – Вместо того чтобы в отсутствие вашей жены вы хоть немного отдохнули, вы устали еще больше, чем всегда. Во сколько она прилетает?
– В пять вечера.
– Хотите чистую пижаму вашего папы?
– Нет.
Кровать, на которой он спал в юности, издавала сладкий аромат, имевший, похоже, происхождение из одной страны Юго-Восточной Азии. Комната была ему знакома до мелочей и все-таки казалась уже чужой. Все на том же месте стоял книжный шкаф, который ему купили, когда он стал старшеклассником, и старый его стул все также стоял на прежнем, возле письменного стола, месте. Но что до другой мебели, здесь была уже полная каша, принесенная из других комнат – так, например, появился ночной столик, испокон веку стоявший в изголовье кровати его матери, и плетеная корзина из ванной, не говоря уже о разнообразных аксессуарах филиппинцев – яркие постеры и абажуры, а также множество телефонов – настоящих и фальшивых, причем один из них был выполнен в форме дракона. Яари сбросил одежду и забрался в постель в исподнем и футболке с длинными рукавами, надеясь, что короткий, но глубокий сон придаст ему достаточно сил перед предстоявшей встречей с женой. Он уснул мгновенно, и сон его был тяжел, хотя и сквозь него какие-то голоса добирались до его сознания. Так слышал он успокаивающий бас доктора Заслански, знакомый с детства, тот объяснял, что и как нужно давать старику, подхватившему лихорадку, постоянно добавляя:
– Не волнуйтесь, дайте Амоцу поспать, не будите его.
И Яари еще плотнее натягивал на себя простыню, мысленно благодаря доктора и погружаясь все глубже и глубже в восхитительное забвение.
И приходили к нему сны. Рабочие волокли груду металла и с грохотом плющили его на полу, переговариваясь то на румынском, то на китайском. А он снова прислушивался к завыванию ветра, стоя в стволе лифта, который не уходил, как обычно, ввысь, а лежал горизонтально, образуя некое подобие тоннеля, так что кабины более всего напоминали вагонетки в угольном забое, и сам он мог двигаться в одном с ними направлении, никуда не спеша. Но вот что было необычно: вместо угля они перевозили владельцев квартир, одетых в черное, причем на шее у каждого сверкала золотая цепь. А Яари сопровождал их всех с карманным фонарем в руках. Он шествовал среди ограждений и рельс, но внезапно почувствовал острую необходимость помочиться. Но где? Вагоны, забитые битком квартировладельцами, безостановочно проходили мимо, появляясь из освещенного пространства и исчезая во мраке, а поскольку у вагонов не было крыш, и жильцы все смотрели туда, куда двигался он сам, ему с каждой секундой было все труднее отыскать укромный уголок. Сбоку от шахты он углядел раскинутую пауком сеть, рванулся туда и решил смыть ее мощной струей, рвущейся наружу из переполненного мочевого пузыря.