– Ему уже легче, температура упала.
– И ты решил не пойти на работу?
– Морана утром выпустили из военной тюрьмы, и я послал его в офис наблюдать за порядком.
– Короче говоря, – сказала она, аккуратно дотрагиваясь до его щетины, – ты здесь недурно порезвился.
– Ты называешь это «недурно порезвиться»?
– А знаешь, в этом рабочем комбинезоне и со щетиной ты выглядишь так молодо. Просто красавчик…
– Тогда я таким и останусь.
– А что с ветром?
– Как я и думал, все дело в шахте лифта. Там оказалось полно трещин и дыр в стенах, оставленных, скорее всего, по недосмотру или халатности… Но, может быть, и специально, что вызвало эффект «церковного оргáна».
– Церковного? – Она от души рассмеялась. – Что же могут в этом случае предпринять жильцы? Перейти в православие и вознести молитвы?
– Возносить молитвы должна строительная компания. Прося прощения. Но боюсь, что у страховщиков они его не получат. Но мы с Готлибом чисты, как золото… и… подожди, Даниэла, подожди секунду, я должен дозвониться до Морана и сообщить ему, что ты приземлилась. Все это время, с момента, как попал в военный лагерь, он не получал известий о тебе и волновался, пожалуй, сильнее, чем я.
– Больше, чем ты, – сказала она, и Яари, по ее тону понял, что она уязвлена.
– После того, как я услышал твой голос… и голос Ирми из Дар-эс-Салама, я совершенно успокоился.
– Скажи… только честно: ты по мне скучал?
– У меня для скуки не оставалось времени, – он улыбнулся сквозь тонкую пленку отчуждения, которое почувствовал.
Он открыл дверцу автомобиля дистанционным ключом и, вместо того чтобы положить ее вещи в багажник, бросил их небрежно на заднее сидение.
– А у меня – так уж получилось – было достаточно времени, чтобы скучать по тебе. – Она нервным движением пыталась пристегнуть ремень безопасности. – Скучать… и сердиться.
– Сердиться?
– Сказать честно, я была вне себя от ярости.
– От ярости?! Почему?
– Потому что ты не полетел со мной.
Был ли он удивлен? Был. И в то же время не был.
– А я-то, по правде говоря, думал, что это именно то, о чем ты мечтаешь. Свободное время для себя самой. Освежить воспоминания детства, не вспоминая ни о ком, кто не был самым близким.
– После тридцати семи лет брака, – вырвалось у нее, – самое время тебе вспомнить, что моя сестра была не только моей сестрой, но и твоей тоже. И Ирми, сбежавший отсюда… это тоже твоих рук дело. Ты обязан был настоять, чтобы я выбросила из головы даже мысль о том, чтобы лететь одной!
– Но как?! – заикаясь, совершенно ошеломленный, выдавил он из себя. – Ведь это ты… ты…
– Ты… ты… – передразнила она его. – Да. Но у меня тоже, как у любого человека, есть право ошибаться, а ты должен был понимать это и предупреждать подобные ошибки.