Цапля заорала снова. Должно быть, в поселке кто-нибудь проснулся, услышав этот горестный вопль, негромко выругал дрянную птицу и снова уснул, перевернувшись на другой бок. Бастиан раскинул руки в стороны и выбросил два сгустка энергии — один вперед, второй себе за спину. Над полями разнесся стон, полный мучительной боли, и невидимая рука выпустила Бастиана.
Он успел сгруппироваться, покатился по траве и встал на ноги. В пальцах пульсировала сила, готовилась выплеснуться. Бастиан отстраненно подумал, что неизвестный, который проверяет его в деле, подведет все к тому, чтобы обвинить семью Декар. Следователь был в их доме, и на него напали, когда он возвращался в город — потому что он узнал правду и никому не должен о ней рассказать.
Хотя зачем давать ему уйти? Можно ведь расправиться с ним прямо в доме. В любом случае в гибели Бастиана Беренгета будет виновата Аделин…
Третий сверкающий серебром сгусток он бросил наугад — и попал. Над полем стала сгущаться темная тень: когда на нее падал тихий свет стареющей луны, то в клубящихся нитях тьмы вспыхивали золотые отблески. По спине Бастиана прошелся простудный холодок — с такой дрянью ему не приходилось сталкиваться, он лишь читал о ней в отцовских книгах.
Дрянь была заковыристой и непередаваемо злобной: Бастиан чувствовал, как она ненавидит его просто за то, что он есть на свете, что он живой и смеет дышать с ней одним воздухом. Он всмотрелся во тьму так, как учил отец и как потом показывали в академиуме: тень была соткана из множества обрывков посмертной энергии, той, которая наполняет кладбища. Но там она тихая, бесполезная и никому не может навредить. А здесь…
— Не меньше сотни! — воскликнул Бастиан, швырнув еще один сгусток. — Ты собирал их, сплетал, наполнял злобой и ненавистью!
Его ударило по ногам — Бастиан не упал: скользнул в сторону и поднялся. Если бы он падал всякий раз, когда его били на Улице Чудес, то от него давно ничего бы не осталось.
Ему казалось, что он слышит смех. Вроде бы издевательский и язвительный, но за ним чувствовался страх. Тьма двинулась к нему, окутала, и Бастиан увидел, как в ней дрожат и переливаются призрачные лица — открываются и закрываются зловонные рты, таращатся серые бельма, клацают зубы. Да, не меньше сотни.
Ну ничего. Сейчас полетите домой.
Бастиан двигался, как балетный танцор — конечно, если бывает балет, в котором танцуют, превратив свои руки и ноги в серебряные факелы. Тьма разлеталась, рвалась на клочья, и энергия бурлила в Бастиане так, что ему хотелось смеяться, а волосы поднимались ледяным ершом. Его подкинуло почти под облака — Бастиан увидел рощицу, поселок, знакомый дом Аделин, в котором не горел свет — потом еще и еще, но он продолжал танцевать в объятиях тени, он кромсал и рубил ее, и ему было легко.