Он заметил, что стискивает зубы, и перестал.
Как хорошо мы умеем договариваться — даже с собственными принципами.
— Ладно, — сказал Джон. — Что-нибудь придумаем. Пошли.
Джил подалась из воды. Сыщик напрягся. Русалка медленно протянула руку.
— Я… — начала она и замолчала, вспоминая слово, а потом закончила: — Спасибо.
На запястье Джона легла девичья ладонь. Репейник опустил глаза. У Джил были длинные пальцы с обломанными ногтями, и вблизи под кожей просвечивали синеватые жилки. Он ощущал, как рука Джил, вначале холодная, теплеет, греясь от его руки. Еще он ощущал, как бьется пульс русалки. А больше ничего не ощущал.
Ни чужих мыслей.
Ни чувств.
Ни боли.
«Быть того не может, — подумал Джон. — Ни один человек… Быть того не может».
— Сколько будет два и еще два? — спросил он быстро.
Джил широко раскрыла глаза.
— Четыре, — сказала она и прибавила с легкой обидой: — Ты не гляди, что я деревенская, я в школу ходила… — она помедлила, — до того, как…
Она замолчала и убрала руку. Солнце поднялось высоко и жарило вовсю, птицы в кустах шумно делили территорию, в реке неподалеку плескалась рыба, совершенно не смущаясь близким присутствием двух разумных существ.
Репейник встал, снял куртку и протянул её Джил.
— Вылазь, — сказал он. — Сейчас это накинешь, а в городе купим что-нибудь по размеру.
Конец первой истории
— Стой, где стоишь. И руки покажи.
Джон медленно поднял ладони. Голос доносился из маленькой кабинки в углу. Здесь, в здании старой фабрики, было полно таких кабинок — крошечных закутков, выгороженных листовым железом, призванных защитить укрывшегося внутри рабочего от брызжущих химикатов, летящих искр или еще какой-нибудь производственной дряни. Кабинка была ветхой, как и всё вокруг. На уровне пояса в ржавых железных листах было проделано окошко размером с ладонь. Из окошка на Репейника глядел ствол ружья.
— Пушку на пол. На пол, живей! Дулом к себе!
Джон вытянул револьвер из кобуры и, присев, осторожно положил на грязный решетчатый пол. В отверстия решетки была видна рябая от ветра речная вода — далеко внизу. Заброшенная фабрика стояла на берегу Линни, один из корпусов вдавался в реку и нависал над водой, опираясь на покосившиеся замшелые сваи. Сюда-то и велено было придти Джону.
— Руки за голову и подходи. Только не быстро. Скажу, когда хватит. Пошел, сука-вошь!
Репейник сделал несколько шагов, не отрывая взгляда от ружья. Ноги хрустели по ржавчине, под далеким потолком ворковали голуби. Пахло гнилью, птичьим пометом, и наносил временами сквозняк какую-то слабую, но удивительно мерзкую вонь, будто где-то рядом лежала груда удобрений. Глупо было идти сюда, и вдвойне глупо — одному. Но другого выхода не оставалось. «Старый завод што в пригароде близ Тартейна. В шесть часов. Прихади без никого. ПС Я все про тебя Знаю». Записка ждала его под дверью.