Вообще, что-то не сходится, думал Джон, поднимаясь на второй этаж по щербатым ступеням. Очень странно, что Мэллори-младший для своих целей выбрал такой необычный и рискованный способ. Неужели нельзя было подождать с женитьбой? Питтен, вроде бы, человек не злой, о племяннике заботится — снял же квартиру какую-никакую, да и на хорошее место пристроил. Жениться запрещает? Ну и жил бы Найвел со своей Ширлейл без свадьбы потихоньку вдвоем. Нынче времена свободные. Мы ведь с Джил как-то живем, и ничего. Глядишь, со временем Питтен смирился бы с будущей невесткой. Или помер бы попросту. Вон как задыхается, бедолага, ему до апоплексического удара недалеко. Кроме того, не такие уж страшные кары дядюшка сулит. Ну, наследства не будет, ну, с работы погонят. Так ведь Найвел — молодой да перспективный, такого везде примут на хорошее жалованье. Неохота, конечно, уходить с насиженного места в этом Научтехе, но ведь куда рискованней — красть уникальный прибор, запускать на свой страх и риск магическую реакцию. Что-то здесь не так.
Замок проворчал неразборчиво, дверь открылась с жалобным стоном. Джон переступил порог, тихо закрыл за собой и принюхался. Пахло горелой бумагой. Квартира Найвела оказалась неожиданно просторной, к тому же недавно здесь сделали ремонт. Новенький паркет сверкал от мастики, стены и даже полоток оклеили веселенькими обоями, да не бумажными, а дорогими, тканевыми с узором. Из прихожей широкий коридор вел в гостиную, дальше виднелась распахнутая дверь спальни, и там всю дальнюю стену занимал камин. Джон подумал, что был несправедлив к Мэллори-старшему. Не дешевую халупу он снял племяннику, а очень даже приличное жилье: просто дом подыскал с виду неказистый, и оттого выгодный по цене. Парень устроился с комфортом. В такой большой квартире должно быть полным-полно следов — мелочей, которыми любой человек окружает себя, вроде каминных безделушек, гравюр на стенах, памятных сувениров из путешествий, докторских визиток, записок-напоминалок самому себе и прочего жизненного багажа, который немало может сказать о человеке.
Джон медленно прошелся по комнатам, вертя головой, стараясь разыскать хоть что-то, способное дать намек, куда же делся племянник канцлера. Но ничего не было — ни безделушек, ни гравюр. Лишь висела на стенах пара рисунков, верней, набросков карандашом, явно сделанных одной рукой: девушка, светловолосая, красивая, со смеющимися распахнутыми глазами. «Ширлейл, — решил Джон. — А рисовал, верно, сам Найвел. Талантлив, ничего не скажешь». Ни визиток, ни записок тем более не нашлось. Ящики стола были пусты, у подножия этажерки лавиной застыли осыпавшиеся книги. Запах горелой бумаги сильней всего ощущался в спальне, здесь же обнаружилась и его причина: серая рыхлая горка в камине. Джон поворошил кочергой пепел, но нашел уцелевшим только уголок листа с неузнаваемыми буквами. Остальное была сплошная труха, легкими облачками взлетавшая в воздух при малейшем касании. Джон вздохнул и, поставив кочергу в угол, отряхнул руки. Найвел сжег все документы. Торопился — забыл открыть вьюшку, задымил, верно, всю комнату, до сих пор пахнет — но спалил всё, что могло выдать его планы. Замёл следы.