У меня никак не получалось перехватить стратегическую инициативу. Противник атаковал с дичайшим напором, а я преимущественно защищался, будучи не в силах перейти в наступление. Я снова принялся парировать удары и уклоняться, получил в шлем остриём пики, а потом подсечку. Опять я на земле, и опять еле успел увернуться от добивающего удара; поднялся, поставил блок и с разворота треснул локтем. Противник слегка опешил. Я попытался свалить его коленом в корпус, но лишь оттолкнул, и с разворота ударил ногой, а потом алебардой – в голову. Семён упал, но поднявшись перекатом, выставил вперёд пику алебарды, остановив моё наступление, а потом ткнул ей меня в шлем. И теперь уже я чуть не потерял равновесие.
Мы опять стали кружиться, готовясь атаковать. Энергия моя зарядилась, но я её пригасил, помня, что свою силу ни в коем случае применять нельзя. Не так страшен был факт поражения, как нарушение правила судебного поединка, которое ложилось пятном на репутацию воина.
После пары обманных выпадов, Семён снова атаковал. Чередуя колющие и рубящие удары, он принялся наступать. Остриё угодило мне в нагрудник, я в ответ двинул противника бердышом в шею, мы пошли в размен. Мне по броне прилетали несильные удары, некоторые удавалось парировать, я же в свою очередь тоже бил, куда придётся: по туловищу, по голове, по плечам, но такие тычки вряд ли могли причинить серьёзный вред панцирю моего соперника.
Выдержав натиск, я сократил дистанцию и несколько раз двинул кулаком, рукоятью и локтем по шлему десятника, а потом – коленом по кирасе. Семён отпрянул назад, опустил алебарду, а я нанёс сильный рубящий удар в корпус, от чего десятник шлёпнулся на землю. Я ещё раз рубанул, но тот увернулся, бердыш мой вонзился в грунт, а соперник, вскочив на ноги, попытался достать меня алебардой. Я отклонился, и острие пролетело у меня перед носом.
Мы снова схлестнулись, оружие опять громыхало друг о друга и о доспехи. Я несколько раз пробивал лоукик, сближался и бил с локтя в голову, но ничего не помогало: доспех держал удары, а противник пёр, как танк.
Драка затягивалась, мы оба устали, но продолжали мутузить друг друга. У меня не осталось сил уворачиваться от атак, и я просто принимал на себя удары и наносил ответные. Семён тоже вымотался: его движения замедлились. Казалось, он с трудом поднимал алебарду. Да и мой бердыш делался всё тяжелее и тяжелее с каждым взмахом.
Я получал всё новые и новые удары. Казалось, доспех вот-вот развалится, и я проиграю. Но я собрал последние силы, и улучив момент, оттолкнул противника ногой. Семён еле устоял, опустил алебарду, и тогда я с размаху рубанул ему в голову. Десятник оказался на четвереньках, попытался подняться, но я ударил снова. Десятник перекатился, заблокировал следующий удар и опять хотел подняться, я же пинком отправил его на землю и рубанул ещё раз.