1-й карабинерный собрался на восточном склоне Курганной высоты, под огнем русских орудий и ружей. Здесь, уступая просьбам оставшегося без патронов 21-го линейного полка, который, как мы предполагаем, был севернее карабинеров и оборонял левый фланг Курганной высоты, 1-й полк отдал ему свои патроны. Старший адъютант 21-го, выполнив это поручение, попросил о чести пойти в атаку вместе с карабинерами. Сидя на своей маленькой лошадке рядом с настоящими «кентаврами», он смотрелся комично, но сражался храбро. Довольный, он возвратился к своему полку.
В начале 4-го часа пополудни карабинеры 1-го полка некоторое время стояли за артиллерийской батареей справа, пытаясь немного отдохнуть, но командовавший полком начальник эскадрона Артю (Artus) приказал возвратиться на прежнюю позицию. Как раз в это время французская батарея, до того времени молчавшая, будучи усилена орудиями гвардии, открыла опустошительный огонь.
Итак, оба карабинерных полка вновь оказались у восточного склона Курганной высоты. Все время находясь под огнем, карабинеры продолжали с переменным успехом бороться с русской кавалерией. Тем временем пехота вице-короля, покинув «редут», стала продвигаться вперед, и карабинеры отошли за нее, пройдя по флангам и через интервалы ее строя. 1-й карабинерный занял позицию на правом фланге пехоты, рядом с батареей легкой артиллерии. Здесь дивизию Дефранса и застал конец сражения[1923].
В те часы, когда карабинерные полки боролись к востоку от «редута», где-то рядом с Курганом сидел на земле 14-летний трубач 2-го полка Карл Шеель. Во время атаки ядро раздробило лошади Шееля бедро, и юный трубач плакал, когда должен был прострелить голову своему верному скакуну, чтобы прекратить его страдания. Утирая слезы, Шеель побрел в поисках полка и наткнулся на своего эскадронного командира фон Беркхайма, лежащего в собственной крови. Он был смертельно ранен. Карабинеров, которые несли его в амбуланс, он отправил обратно, сказав: «Оставьте меня, я чувствую, что должен умереть». 14-летний мальчик уложил Беркхайма на солому и подсунул ему под голову седло. Командир отдал Шеелю свои золотые часы и умер. Оставшись один, рядом с телом мертвого командира, мальчишка разрыдался[1924].
3-й кавалерийский корпус Груши получил приказ идти на врага только тогда, когда уже начались русские контратаки. До этого времени части дивизии Шастеля двигались рядом и сразу за пехотой Брусье, а драгуны Лагуссе шли второй линией, в резерве. Медленно продвигаясь, легкая кавалерия Шастеля вышла на северный фланг уже поверженной батареи Раевского и, несмотря на пересеченную местность, атаковала русскую пехоту 7-й дивизии генерал-майора П. М. Капцевича. После начала ответных контратак со стороны русской кавалерии многим полкам Шастеля пришлось принять самое деятельное участие в разыгравшемся сражении (1-му и 2-му баварским шеволежерским, саксонскому шеволежерскому полку «принца Альбрехта», 6-му и 8-му конноегерским, а возможно, и некоторым другим). Судя по воспоминаниям Ляйсснига, драгунские полки большей частью стояли в резерве («Нам было приказано оставаться на месте в качестве поддержки, а французы яростно бросились на русских»), обстреливаемые русскими пушками («Гранаты рвались у нас над головами, задевая верхушки палашей…»)