.
Солдаты и офицеры словно забыли о всех тяготах похода, страшной Бородинской битве, после которой вся армия не переставая ворчала, обвиняя Наполеона в незавершенности победы. Теперь все, или почти все, убежденные в скором мире, были готовы расценивать битву под Бородином как великую победу, обеспечившую конец кампании. «…Мысль, что мы после стольких страданий, лишений и трудов дожили до этого дня, – думал в те минуты вюртембержец Роос, – что мы в числе первых вошли в эти любопытные стены, – все это заставляло нас забыть о прошлом»[2113].
Многие воспринимали вступление в Москву не только как конец войны с Россией, но и как начало всеевропейского мира. Как написал Деннье, чины Великой армии испытали в те часы истинное упоение, «припоминая, что многие только несколько месяцев назад находились при осаде Кадикса. А Москва – это мир! Это славный мир! Действительность казалась этим войскам волшебной сказкой из тысячи и одной ночи. Гений их полководца снова восстал в прежнем блеске; они достигли указанного им конца похода, беспримерного по трудностям, которые они преодолели. Затем последует обещанный мир, спокойствие и слава»[2114].
Мира не наступило. Москва была пуста. Су-лейтенант Комб и его друг Паскаль, попав вечером 14-го в Москву, были поражены: «Ни малейшего шума, ни малейшего признака жизни, как внутри домов, так и снаружи: всюду царствовало глубокое молчание, молчание могилы… Мы остановили своих лошадей. Нам было страшно. Великое решение, принятое неприятелем, покинуть город предстало перед нашими глазами, как призрак, угрожающий и ужасный»[2115].
В ночь на 15-е начались пожары. «По направлению к Москве видно громадное зарево и огромные столбы дыма, – записал 15 сентября Лоссберг. – Страшно становится при мысли, что этот город постигнет та же участь, как и все другие города, начиная от Смоленска! Что стало бы тогда со всеми нашими пожеланиями!»[2116]
В таком противоречивом настроении чины Великой армии обосновывались в Москве. Отгоняя от себя скверные мысли и продолжая тешить себя надеждами на заключение мира, солдаты и офицеры впервые получили время и возможность припомнить и оценить то, что произошло с ними на Бородинском поле. Началась «конденсация» их памяти. Наиболее интенсивно этот процесс рождения памяти проходил в те минуты, когда солдат брал в руки перо и пытался перенести свои припоминания о днях Бородинского сражения на бумагу. Обрывки ощущений и воспоминаний приобретали более отчетливые, чем было в пылу сражения или сразу после него, очертания. Обратимся же к этим бесценным строкам солдатских писем.